+ легкий садизмик
Все получилось гораздо раньше, чем я ожидал. Накануне Вера потеряла или у нее украли учебник, а приобрести новый быстро не получалось, их обычно в середине учебного года было не достать. За книгой она стала заходить довольно поздно, когда уже дома были родители, приятелей не было, одет я был в привычное трико. Надо сказать дом наш был довольно старый и в квартире всегда было прохладно, просто в шортах не походишь, даже свитер и теплые носки требовались. Однажды, зная, что после школы у меня будет Виктор, я сказал Вере, что учебник мне понадобится вечером. Она приходила всегда позже. Я предположил, что девушка после школы переоденется и только затем зайдет ко мне. Для того чтобы этого не случилось, прийдя домой, я оставил в дверях Веры записку, чтобы она, как появится, немедленно зашла за учебником, а для перестраховки из тайника почтового ящика забрал ключ от их квартиры. Жили мы все тогда небогато и запираться особенно не стремились, просто красть особо было нечего, и семьи нередко пользовались одним или двумя ключами, которые оставляли часто просто под ковриком. В этот день у меня под школьными брюками, когда я их снял, оказались сильно застиранные и отбеленные серые чулки. По идее они были серые, но фактически почти белые. Даже Виктор с удивлением уставился на мои точеные и обтянутые чулочной тканью ноги. Мне вдруг показалось, что это перебор, но что мог подумать приятель, если я стал бы «это» менять. Ничего, в соседних, особенно эстонских классах еще не так одеваются, да и взгляд был мимолетный, наверное мне все это даже показалось. Мы стали играть в пластилиновых солдатиков, и так увлеклись, что казалось забыли даже об уроках, которые мы совместно приготавливали даже лучше, чем поодиночку. Мы действительно стали даже лучше учиться, чтобы нас не разлучали, а ставили в пример другим. Я с волнением ждал звонка в дверь. Предложил уже заняться уроками, а сам сел за стол подальше от двери, закинув ногу на противоположный стул, куда сел Виктор, удобно прижавшись промежностью к моей ступне, и вытянув свою. Надо сказать кончать мы тогда еще не умели и ловили лишь поверхностный кайф, а спускать начали позже и то пока во сне. Час X приближался, и сердце отчаянно колотилось. Лишняя кровь подняла писунчик на ранее недосягаемую высоту, так, что ступня Виктора, даже как то странно и нерешительно продолжала массаж, привыкая к новым отчетливым формам пениса. Со стороны ничего не происходило, мы решали школьные примеры по математике. В дверь позвонили, и я струсил. Вообще, когда дома я сидел на стуле, то одну ногу подгибал под себя, иногда даже в классе пытался некоторое время так сидеть, при этом сильно мялись брюки, и затекала нога. Один раз, когда меня вызвали к доске, я, просидев в таком положении полчаса, не смог встать и тем более дойти и рассмешил даже учительницу. Особенно удобно так было сидеть на мягких стульях, которые стояли на кухне. Короче сославшись, на затекшую ногу, я попросил Виктора открыть дверь. В дверях был эстонец Гуннар, парень на два года старше меня, которого я не то, что бы побаивался, просто не любил с ним играть. Уже из за возраста, он был гораздо сильнее меня и, под видом борьбы, постоянно тискал меня в дровяных сараях, если не было других ребят или игр. Он вызывал меня на улицу играть. Дело в том, что хотя Гуннар жил без отца, хулиганом не был, и в компаниях вел себя сносно. Наконец я слез с затекшей ноги, и прихрамывая, вышел в коридор. В этом случае я был рад ему показаться. Гуннар ходил в 6 класс новой школы, которая была чисто эстонская. В то время на некоторой почве возникали драки в смешанных школах, а зимой на улице целые бои в снежки, переходящие в легкий мордобой. «Политика» меня не интересовала, так как я воспитан был на эстонском дворе, и одинаково «без акцента» дружил и общался со всеми. Время идет по спирали, и теперь старшие русские классы часто находятся в эстонских школах и вполне мирно уживаются. Ситуация заключалась в том, что Гуннар проходил в школу в коротких штанишках аж до «комфирмации» обычай от немцев, это до 16 лет, правда Эстония не Германия и скорее это было исключением, да и штанишки под конец у него удлинились до колен и носились с черными чулками, навроде бриджей. Короче я вышел. Гуннар внимательно оглядел нас, особенно меня, перевел взгляд на мои почти белые чулочки, немного удивился, но по поводу не проронил ни слова. Я же предложил вместо улицы поиграть в дурачка. Поскольку он был в пальтишке и уличных старых штанах, мешком, то мигом сходил домой и переоделся и пришел в теплом свитере, и слегка штопанных серых рейтузах, в которых он редко ходил, предпочитая во дворе и у соседей, старое трико. Тогда даже телевизор был не в каждой квартире, и мы играли во множество игр. За азартом игры мы забывали обо всем, а проигравшему доставалась экзекуция, щелбаны, или выпить стакан воды, а то встать в на одной ноге, придерживая поднятую рукой, пока продолжалась следующая игра, без проигравшего. Если не выдерживал наказания, а простоять не здвинувшись или не упав 5-10 минут было трудно, впридачу получал полный стакан воды и щелбаны. Правда вариант"стоячки" подходил лишь тогда, когда играющих было больше трех и парень посильней, чтоб следить за «порядком». Пить воду было терпимо, щелбаны раздавать, требовалась сила, а маленькие сразу начинали плакать, и бежали жаловаться, полагалось у нас 5 маленьким, и 10 после 10лет. Появилось новое наказание - прищепки на уши, во - первых их надо было грамотно ставить, чтобы было больно, а во вторых унизительно. Снять их можно было лишь отыгравшись, пока не кончиться игра, или позовут домой. Нередко кое кому влетало, что вовремя не приходил домой, а как прийдешь, когда прищепки парят ухо, одно помогало их снять, крик родителей или кого послали зазвать домой. Кто не соглашался с теми не играли и даже могли поколотить. Правда всегда была альтернатива, постоять на одной ножке 10 минут в тех же прищепках, отработать, поначалу многие не выдерживали, а кто плакал, иногда даже прощали. В такие игры мы играли в соседнем дворе, причем из нашего дома, только Гуннар и я. Из наказаний на этот раз выбраны прищепки и щелбаны. В первый раз проиграл Гуннар и выбрал себе щелбаны от наших неокрепших кулачков. Во второй раз уже я, но опасаясь его щелбанов, предпочел прищепки. Одного я не учел, он принес свои отборные с тугими пружинами, от которых, если ими прищемить ухо рядом с мочкой, ближе к коже головы, через 5 минут уши становились красными. Следующая игра продолжалась и я уже с розовыми ушами и отупевший от боли услышал звонок в дверь. Поскольку я не отыгрался, то быстро напялил на себя шапку ушанку, а Виктора отправили открывать дверь. Пришла Вера. Виктора она раньше не видела, внимательно осмотрела его с головы до ног, а затем перевела взгляд на Гуннара и на меня. В ушанке с пылающей головой, в светлых чулках, я по настоящему чиканулся, выражение, психика, возможно и остальных была на пределе. Прошло полминуты, я молча повернулся и пошел за учебником, но при этом я ясно осознал, что Веру так просто отпускать нельзя. Внезапно она пришла в себя и как ни в чем, спросила меня, что с головой, владывая, вероятно нечаянно, двойной смысл. На помощь пришел Гуннар и сказал, что мы играем в карты на наказания и снял с меня шапку, где мое наказание выделялось отчетливо и продолжало накачивать уши кровью и не только уши, но и то место откуда начинались чулки. От боли в ушах я застонал, и Вера стала упрашивать Гуннара разрешить снять прищепки. На что моментально было выдвинуто условие поиграть с нами часик в карты на тех же условиях, или подождать пока я отыграюсь, но тогда я точно лечил бы уши долго. Вера согласилась играть и я смог избежать дальнейшей пытки. Она сняла пальто и осталась в своем школьном мини-платье с голубым фартуком и светло синих чулках. Прищепки заменили на обычные и игра продолжилась в количестве четырех, что давало возможность применить стояние на одной ножке. Следующим продулся опять я и остался стоять перед играющими на одной ножке. Наказание хотя было безболезненным, но трудно выполнимым, необходимо было крепко держать одну ногу и не потерять равновесие. Еще было стыдно стоять перед уссыхающейся компанией, были такие, которые не играли, а лишь смотрели этот цирк и бросали реплики проигравшим.
