4.
Едва за Светкой захлопнулась дверь, ты вздрогнул от вновь раздавшегося звонка телефона. Чувствуя колотящееся где-то в районе напрочь исчезнувшего кадыка сердце, ты, превозмогая мелкую дрожь в руках и коленях, снимаешь трубку, которая на этот раз громко чихает тебе в ухо, и, отсмаркиваясь, деловито осведомляется голосом друга твоего закадычного Вовки, ну как там насчёт ресторана, обещали же бабам, Светка уже заканала, так что не вздумай и сегодня на вечернюю тренировку ссылаться - вечер, его, братан, не для того придумали, чтобы одно железо отжимать. Его мы пойдём сейчас отожмём, от силы полчаса - и я у тебя, в общем, пионерь там поживее, - и ты остался стоять, не успев вымолвить ни слова, один на один с издающей назойливые гудки трубкой. Час от часу не легче! Сейчас здесь будет Вовка, а я здесь в таком виде, а на мне тут такое, и что мне напялить на тренажёры - ведь ни под какой маечкой этой твоей новой груди не утаить...
"Хотя, в общем-то, грудечки вполне можно спрятать за просторной тренировочной курткой... а, впрочем, с чего бы это я стал их так сильно упрятывать?... Наоборот, натяну под неё футболку потоньше и поуже, а потом, как бы невзначай, медленно расстегну замок куртки или вообще её сниму, типа мне жарко стало!... Нет-нет-нет, сначала пусть он просто поудивляется, и откуда у меня тут на столике столько помады и косметики, а я ему на это скажу, ну, например, что подруга в спешке пораскидала... и хорошо бы принять при этом эдакую позу поженственнее...", - и вылезший из-под кровати и усевшийся посреди ковра Тимофей, предварительно убедившись, что угроза по имени Светка действительно миновала, удивлённо уставился на тебя, всем своим кошачьим умом недоумённо пытаясь понять, а что это его хозяин здесь такого вытворяет, крутясь перед зеркалом и с явным удовольствием выставляя то вправо, то влево свою изменившуюся, круглую и упругую попку, на которой в данный момент не наблюдаются признаки чего-то привычно-болтаюшегося из ситчика в клеточку, но к которой сейчас впритяжку прилегает что-то шелковистое, явно раскроенное во времена самых тяжёлых перебоев с материалом, зато с беленьким бантиком под пупком.
"... а потом надо, как бы невзначай, взять розочку из вазы, и при этом подарить Вовке самую что ни на есть обворожительную улыбку", - тут последовала проба различных вариантов предназначенной для ослепления Вовки улыбки, - "... и, улыбаясь, так кокетливо спросить: угадай, откуда у меня этот чудесный букет... а этот балбес ещё ничего не поймет!", - и твоё лицо засияло при сей мысли. И хотя всё было для тебя так необычно и ново, но тебе так приятно было осознавать себя как будто ставшим внезапно чем-то выше Вовки, - "Ну и, конечно же, он заговорит про футбол, а я ему на это демонстративно про показ мод, и при этом так рассеянно, будто случайно, возму тюбик помады, покручу её в руках и - назад на столик! А потом... потом..."
Но что будет потом, ты уже не успел хорошенечко обдумать и проиграть перед своим внутренним взором, поскольку у входной двери опять зазвонили, и едва не врезавшийся в тебя Тимка стремглав ринулся в прихожую в надежде, что на этот раз дверь откроется раньше, чем ты успеешь ухватить его за шкирку...
Как за единственный путь к спасению, ты хватаешься за брошенные вчера вечером на стул джинсы, но такое привычное чуть ли не с печки запрыгивание в довольно свободные штанины сейчас подозрительно застопорилось в районе бёдер, и тебе пришлось изрядно попыхтеть, прежде чем оказаться плотно втиснутым в тёмно-синий деним. Натянув на ходу первую попавшуюся под руку футболку и засовывая руки в рукава спортивной куртки, ты бежишь открывать дверь. Вожделенно созерцающий ручку двери и при этом орущий благим матом Тимофеич разом притихает у тебя подмышкой, в который раз за сегодня усомнившись в благонамеренности появляющихся по другую сторону входной двери, никак не желающих её открывать сами, как это делает твоя мама, у которой просто сердца нет одной ногой одновременно впихивать Тимку обратно в квартиру, как это делаешь ты, и уж мимо неё-то проскочить - одни пустяки и сущий праздник для кошачьего сердца!
Ввалив в квартиру и едва не придавив тебе ногу скинутой с плеча огромной тренировочной сумкой, Вовка первым делом заявил, что котов воспитывать - тонкое дело, они, коты, братан, скоты отменные, и Светкиного он давно бы уже на цепь посадил, если б не Светка... оно ж с ней в одной кровати привыкло, видите ли, спать! Заберётся, значит, под одеяло ей, ну, на живот... Ты там, понимаешь, только руку сунешь - а оно как начнёт на тебя шипеть, а то и зубами, сволочь эдакая, и только попробуй ночью втихаря за дверь выставить - такой концерт устроит! На следующий день, конечно, весь дом на тебя как на живодёра какого косится... Ну, идёшь, встаёшь, опять впускаешь - а чё делать-то? У, ты, уродина! Красавчик какой... Что, никак разомлел, а? Вот, брат, меня кто за ухом так почесал бы!
Спустив на пол громко мурлыкающего и души в Вовке не чающего Тимофея, который, как на верёвочке привязанный, так и побежал всед за ним, со всех сторон обтираясь об ноги, Вовка первым делом двинул на кухню. Достав после секундного изучения внутренностей распахнутого холодильника наполовину опустошённую банку ананасного компота для себя и кружок колбасы для радостно подёргивающего кончиком хвоста и пританцовывающего Тимки, Вовка подцепил замеченную на столе ложку, и, прожёвывая прохладные и похрустывающие сочные дольки, вошёл к тебе в комнату, где сразу же плюхнулся на так до сих пор и не заправленную кровать. Весь поглощённый содержимым банки, Вовка сначала даже и не заметил, что уселся он прямо на мой изящный, так никогда толком и не надетый подарок, на долю которого сегодня уже выпало быть натянутым на две явно не под него рассчитанные груди, теперь же одна половинка свисает с твоей кровати, а другая покоится под Вовкиным задом. Вернувшийся из кухни Тимофеич, однако, ещё широко и сладко облизываясь после умятого кусища колбасы, прямиком направился к так заманчиво свисающей бретельке, и игриво поддел её лапой, на что Вовка, отставив опустошённую банку, протянул руку и вытянул из-под себя издавшую подозрительный рвущийся звук вещичку. Болтая её перед своим носом, он с полминуты тупо разлядывал сиё творение лучших галантерейных мастеров, а потом, сияя от осенившей его догадки, весь расплылся в широкой улыбке: "Что, брат, пополняем коллекцию?...", - и принялся возить обнаруженной на твоей кровати штучкой по полу, к великому удовольствию Тимки, сразу же принявшемуся гоняться за убегающими от него бретельками, поймав которые, так приятно теребить их жалобно потрескивающее кружево всеми своими зубами и когтями...
Донельзя гневаясь на обнаглевшего Вовку, не испытывающего, по-видимому, ни малейшего зазрения совести по поводу содействия коту в растерзании у тебя же на глазах такой дорогой твоему сердцу вещицы, и прямо-таки вскипая от возмущения на этого балбеса, который и ухом не ведёт в твою сторону, когда ты так старательно и искусно пытаешься привлечь его внимание, занимая одна за другой самые привлекательнейшие позы и то и дело прикладывая к носику и губкам бархатистые лепестки вытянутой из середины благоухающего букета розы, ты чувствуешь, что внутри тебя какой-то сосуд, переполнившись через край, взрывается со страшной силой, и ты, визжа: "Немедленно отдай это сюда!..." бросаешься на Вовку и влепляешь ему звонкую пошёчину. От неожиданности Вовка без замедления привычным приёмом мигом выворачивает тебе руку, и, не успев даже опомниться, ты оказываешься распластанным на кровати, прижатый сверху огромным Вовкиным телом, который, сопя тебе в ухо, с недоумением вдыхает жасминный аромат помещённой туда капельки духов. Всем своим телом ты чувствуешь тепло и силу натренированных Вовкиных мышц, его рук и ног, сдавливающих тебя так, что ты не имеешь никакой взможности пошевелиться, его силу и близость его губ к твоему виску, и внезапная сладостная волна пробегает по твоему телу, заставляя невольно прогнуться в пояснице и всем своим телом податься навстречу ему. Резко участившееся дыхание вдыхающего твой аромат Вовки и одновременное ощущение поверхностью бедра, как у него твердеет между ног, вдруг с такой силой пронзает тебя дрожью желания, что ты невольно вскрикиваешь и едва не впиваешься губами в его шею.
От твоего вскрика Вовка вздрагивает и почти мгновенно скатывается с тебя. Повернув свою голову к нему, ты видишь в его широко открытых глазах, как на смену внезапно нахлынувшему затмению страсти приходит ошарашенный взор полностью потерявшего всякие привычные ориентиры человека. Ты видишь, с каким недоумением он вглядывается в твоё лицо, в твои до краёв наполненные слезами обиды вперемешку с обожанием глаза, в слегка размазанную его щекой ярко-вишнёвую помаду на твоих губах, в твой прерывисто дышащий ротик, в распахнувшийся вырез курточки, - и ты видишь, что Вовкина челюсть сама собой начинает медленно отпадать в тот момент, как он замечает очертания твоих пипочками съёжишихся сосочков сквозь тончайший материал узенькой футболки... Рассмеявшись и погрозив ему пальчиком: "Шалун!", ты собираешь края курточки на своей груди, и Вовка с ещё большим удивлением, почти ужасом, замечает, что ногти у тебя покрыты лаком того же самого оттенка, что и размазанная им помада...
"Т-ты... что это с тобой?", - наконец-то выдавливает он из себя, и, приподнявшись на локте и изо всех сил хлопая глазами, провожает взглядом твою внезапно ставшую такой уверенной и лёгкой походку вплоть до туалетного столика. От его взгяда не ускользает ни твоя стройная спинка, ни плотно обтянутая джинсами, слегка покачивающаяся при ходьбе округлая попка, от которой он просто не в силах оторвать своих глаз. Легко опустившись на пуфик перед столиком, и закинув ножку на ножку, ты, приближая своё лицо к зеркалу то правой, то левой стороной, критически рассматриваешь следы опустошения, произведённого Вовкиной щекой в твоём макияже. Краешком глаза ты замечаешь, что Вовка, весь подавшись вперёд, застыл в этой напряжённой позе, боясь даже пошелохнуться и спугнуть это так поразившее его явление. Почувствовав крайнее удовлетворение тем, что наконец-то внимание этого болвана целиком приковано к тебе и только к тебе, ты совсем успокаиваешься и чувствуешь прилив какой-то необычно-радостной приподнятости, от чего хочется визжать и кружиться! Но вместо этого ты с нарочитой небрежностью протягиваешь свою наманикюренную ручку к вместительному стеклянному шару, наполовину заполненному цветными, голубыми, розовыми, жёлтыми, светло-зелёными косметическими помпончиками, и, после некоторого колебания, вытягиваешь из него и на этот раз что-то на авось, предварительно зажмурив глаза и сморщив носик. Смочив оказавшийся на этот раз жёлтеньким шарик ватки молочком для снятия косметики, ты преспокойно начинаешь вытирать остатки украшающей теперь и Вовкину щеку помады со своих губок и вокруг рта, а по окончании этой процедуры игриво кидаешь испачканный вишнёвой краской комочек в оцепеневшего на самом краешке кровати Вовку. Набухшая ватка попадает ему прямо в нос, отчего Вовка вздрагивает и грохается на пол.
Поднимаясь на ноги и потирая больно ушибленный зад, Вовка наконец-то обретает дар речи, и с некоторой издёвкой заявляет, что кто-то из вас сегодня уж точно свихнулся, и что, брат, видимо, действительно пора тебя как можно быстрее оженивать, а то ты тут не только помад и лифчиков всяких наколлекционируешь, но вскоре, глядишь, и за юбки примешься, - вот Наташка-то обрадуется, какое ты ей тут приданое собрал!
Одарив Вовку самой очаровательной из всех заранее оттренированных перед зеркалом улыбок, и, слегка откинув одной рукой упавшую на лоб прядку волос, другой ты небрежно указываешь ему на шкаф: не будет ли Вовка таким ангелочком, и не принесёт ли он тебе сюда из шкафа с третьей полочки сверху ту мохеровую кофточку, которая лежит во втором ряду, прямо под жаккардовой безрукавкой? Оторопевший Вовка машинально шагает к шкафу, распахивает его дверцы и глаза вылезают ему на лоб: вместо ожидаемых мужских костюмов, брюк, рубашек, галстуков, ворохов трусов, маек и носок его взору открывается аккуратно развешанное и уложенное море блузок, юбок, платьев, блейзеров, кардиганов, кофточек, чулочков, лифчиков, трусиков, сорочек и коротеньких женских маечек и топиков. Простояв в нерешительности перед шкафом минуты с полторы, Вовка хлопает себя по лбу и, пробормотав про себя что-то восхищённо-матершиное, мысленно поздравляет тебя с как нельзя лучше удавшимся розыгрышем, а себя - что не успел ещё сболтнуть, что уже догадался. Входя во вкус игры, он подмигивает в твою сторону, и наигранно-серьёзным голосом спрашивает, так про какую там именно кофточку шла речь - одеваться, оно, конечно, потеплее стоит, а то после аэробики разгорячённой на улицу выходить - здоровье гробить, вон и Наташка там тоже уже весь шкаф вверх дном перевернула, вся в мучениях, ведь как пить дать опять опоздает... Ах да, а вечером за тобой случайно не зайти, а то как оно, без ухажёра-то? Но ты с усмешкой парируешь: а кто сказал, что без ухажёра?, - и протягиваешь ухмыляющемуся Вовке стоящую у тебя на столе в рамочке фотографию смотрящего на заход солнца парня необыкновенно приятной наружности, попутно замечая, что тот самый лифчик, который Вовка, копаясь в недрах твоего шкафа, случайно зацепил и уронил на пол, как раз подарок твоего Игорька, так что немедленно пусть его поднимает и самым аккуратнейшим образом кладёт туда, где лежало! Да и вообще, кто тебе позволил рыться в моём белье?! И как ты вообще позволяшь себе дотрагиваться до моих вещей, да и просто подходить к моему шкафу?! И вообще что ты до сих пор здесь ещё делаешь - ну выходи же уже быстрее, Вовка, ну двигай давай, бегом уже, мне же ещё переодеваться надо!...
