14.

Мороженое, от которого ты всегда тихо тащился, даже странно как-то для парня, теплые лучи ласкового весеннего солнышка, пробивающиеся через веселенькие шторы кафешки, цветы на столике, оживленный щебет Юльки и Светки, рассматривающих новый каталог AVON, ничего тебя почему-то не волнует, не задевает, не радует. Эти обе козы, подруги то есть, прости господи, смотрят с тебя с легким недоумением, потом тихо смеются. Вот только у Светки снова взгляд стал неопределенный, и говорит, что ей пора. Юлька о чем-то спрашивает тебя, вроде - прошвырнуться по магазинам. Ты вяло отнекиваешся, быстро чмокаешь обеих, бежишь к маршрутке, и через 40 бесконечных минут тряски в раздолбанном микроавтобусе "Газель" влетаешь в квартиру, грохнув входной дверью. Перепуганный Тимошка кидается под кровать, откуда, недовольно урча и мотая полосатым хвостом, неодобрительно смотрит, как ты с глазами, полными слез, сдираешь с себя кроссовки, летящие из комнаты через весь корридор прямо в прихожую, клетчатую рубашку, джинсы и душащий тебя спортивный лифчик.

Фуу, грудь расправилась, ты чувствуешь себя лучше, и, наконец, земечаешь у себя на ногах розовые носки с ажурной резинкой, которые ты машинально надел с кроссовками перед выходом в военкомат. Тебе становится понятно замешательство и возмущение старшины, конечно же, заметившего эту маленькую деталь, и ты от души звонко смеешься; действительно, декабристка.

Потом ты снова вспоминаешь Вовкин взгляд, его взмах руки, видишь, как он, придерживая сумку, вместе с другими парнями лезет в армейский автобус, и думаешь, что и ты бы мог, но вот это... Господи, да реши, наконец, о чем ты думаешь, о том, что мог бы сейчас ехать со всеми парнями в часть, или о том, что мог бы сейчас ехать с Вовкой... Или Вовка мог бы сейчас сидеть с тобой в этой комнате, а, может быть, на кухне, и ты стял бы перед плитой, уткнувшись в книгу рецептов, в любимом цветастом халатике из мягкого хлопка, а Вовка говорил бы, что согласен съесть уже что угодно, в духовке доходили бы пирожки с клубничной начинкой, и их аромат не мог бы задержать никакой уплотнитель...

Ты смотришь на свои трусики, так несексуально и зло впивающиеся в ягодицы, и тебе становится одиноко, и снова хочется плакать, непонятно почему...