Он был одинок. У него была тайна и она делала его одиноким. Когда-то у него была семья, были и подружки, но они не знали его тайну и со временем исчезли из его жизни.

В нем всегда жили два человека – один ходил на работу, разговаривал с окружающими, ел, спал, любил женщин.

Другой, вернее, другая существовала в его грёзах, мечтах, очень редко во снах. В них он тоже жил вполне полноценной жизнью, но она казалась ему необыкновенно яркой и волнующе-романтичной, потому что в своих мечтах он был юной девушкой с её маленькими тайнами, её ощущением жизни. Однажды во сне он даже занимался любовью как девушка. Он видел в зеркале тонкое лицо, спутанные длинные белокурые волосы, покачивающиеся груди и понимал, что это он стоит в "собачьей" позе, и именно к нему сзади пристроился крепко держащий его за бёдра парень с искажённым от приближающегося оргазма лицом. Никаких ощущений не было, на то и сон. Но это врезалось в память, и, лёжа в холодной постели, он надеялся на волшебство, которое поможет ему пережить это на самом деле.

Перед его глазами пробегали картинки, полные неги, любви, романтики, и он все настойчивее повторял про себя: я готов на всё, лишь только бы пожить в теле женщины. Я хочу, я мечтаю, я желаю...

Он лежал и грезил, и сон постепенно накатывался на него, погружая в умиротворённый и слегка апатичный покой...

Он очнулся в темноте. Что-то было не так. Он ощущал вокруг себя тесное пространство, не было чувств, только эхо ощущений от своих рук, ног, тела. Как будто все нервные окончания выдернули, оставив полубесчувственную оболочку. Откуда-то извне, из-за пределов этого тесного тёмного пространства раздавались глухие голоса, очень невнятные.

Он лежал и мучился от безделья и непонимания. Шевелиться он не мог, кричать не мог, ему не хотелось есть и спать, у него не было естественных человеческих потребностей. Только мысли и предположения, иногда довольно странные и противоречивые. Например, что время повернулось вспять и он зародыш, развивающийся в женской матке. Однако женщина не может быть все время неподвижной, думал он, и, значит, это что-то другое. Но всему приходит конец, и он ждал любых новых событий, изменений. Ждал, когда же его освободят из этого непонятного заточения.

Иногда голоса извне замолкали, и он полагал, что наступила ночь.

Однажды среди этой ночной тишины послышался звон, будто где-то разбилось стекло. Это пробудило его, и он стал прислушиваться к шорохам и непонятной возне, которая будто приближалась к нему. Совсем рядом послышался возглас: "Давай и вот это возьмём".

Мир после долгой неподвижности закружился. Он попытался закричать, чтобы его выпустили, но из широко раскрытого рта не удалось извлечь даже тоненького писка. Оставалось забыться в убаюкивающем покачивании движения и надеяться на лучшее.

Он очнулся от света, который проникал откуда-то сверху. Он по-прежнему не мог шевелиться, но мог видеть окружающие его серые стены и полупрозрачный потолок. Однако угол обзора был таков, что он не мог увидеть своего тела, и как-то оценить и проанализировать, что же с ним произошло.

По-прежнему слышались голоса, уже более чёткие и понятные. Это были молодые мужские возбужденные голоса, которые взахлёб делились впечатлениями, что они сделали это. Из сумбурной речи было понятно, что они залезли ночью в магазин, покуралесили там, что-то прихватили, и теперь у них есть возможность поразвлекаться с девочкой.

Он слышал, как голоса приблизились к нему, полупрозрачная крыша отлетела в сторону, и чьи-то руки, ухватив за голову, выдернули его наружу.

Вялое тело, обвисшие руки и ноги, прошелестев, стукнулись о пол. Он увидел себя в зеркале, и его широко раскрытый рот застыл в безумном беззвучном крике. Он видел женскую голову, украшенную шевелюрой блондинки, видел женское тело, со всеми необходимыми атрибутами. Но всё это было плоское, измятое, сплющенное. Вокруг толпились парни, кто-то из них произнёс: "Класс... Классную куколку прихватили из sex-shopa".

Истерзанный и сломанный, он валялся среди зарослей пыли под чьей-то кроватью. Из псевдорта и псевдовлагалища свисали подсохшие капли чужой спермы. Полусдутое тело странно скрючилось, руки и ноги подвернулись в нечеловеческом изломе, лицо скорчилось в страдальческой гримасе.

Это было так ужасно, когда надули его новое тело. Его похитителей забавляли попытки ужать талию до минимума, придав груди огромные формы, или изогнув талию, уткнуть рот во влагалище. Затем они стали поочереди засовывать в него свои члены и заполнять спермой. Хорошо, что он ничего не чувствовал, только слабое эхо чего-то твёрдого, шевелящегося внутри. Эта отстранённость позволила ему не сойти с ума. Наигравшись, они подбросили его в комнату отсутствующего приятеля. В их студенческом городке любили такие шутки.

Где-то за полночь в комнату вошли молодой человек и девушка.

Они встречались уже давно, девушка была влюблена и мечтала соединить с ним свою судьбу, однако избранник был нерешителен, что-то было не так. У него не поворачивался язык назвать её любимой. Гормоны требовали физической разрядки, но душа сопротивлялась, это было не то тело, не то лицо, что он видел в снах и мечтах. Девушка страдала и, идя сюда, наивно надеялась, что отдав тело получит взамен его душу.

Гуляя, они уже наговорились, поэтому войдя в комнату они сразу, не включая свет, начали раздеваться, неторопливо перемещаясь к кровати, по пути одаривая друг друга лёгкими поцелуями. Осторожно уложив подругу на кровать, её избранник осторожно стал стягивать с девушки нижнее бельё. Он бросил трусики и лифчик рядом с кроватью и стал расстёгивать джинсы. Во время минутной заминки девушка сунула руку вниз к полу, чтобы поднять свои вещи и бросить их на стул. Пальцы погрузились во что-то липкое и холодное на полу, вызвав её испуганный крик.

"Диана, что случилось?" "Включи свет, там какая-то гадость!" Парень включил ночник, рука у неё была измазана густой подсыхающей белёсой консистенцией.
"Что это?" Она побежала босиком к выключателю, и яркий свет залил комнату. Заглянув под кровать, они увидели полусдутую испачканную надувную куклу из sex-shopa.

Приятель тупо глядел, ничего не понимая.

"Алекс, ты извращенец, я люблю тебя, готова спать с тобой, я хотела, чтобы ты был первым и единственным мужчиной в моей жизни, а ты променял меня на эту грязную уродину. Ненавижу!" Девушка быстро натянула на себя платье и, подхватив туфли, выбежала из комнаты хлопнув дверью. Парень не стал догонять, ведь он не любил её, уж лучше расстаться быстро и безболезненно.

Алекс разделся и лёг в постель, оставив всё на утро. Но сон не шёл, мешал чужой запах, ощущение нечистоплотного вторжения в его жизнь. И ещё это выражение страдания на лице куклы. Наконец он не выдержал, встал, вытащил куклу и отнёс в маленькую ванну, куда положил её отмокать в тёплую воду. Сам же, взяв тряпку, очистил пол около кровати. Там же он нашёл забытое в спешке и гневе женское бельё. Парень отмыл куклу, добавил воздуху, и теперь она была почти как настоящая. Черты лица разгладились, страдание сменилось спокойствием. Ему было приятно смотреть на это лицо, захотелось погладить по щеке, волосам.

Алекса смущал вид псевдогениталий, которыми уже попользовались, как он предполагал, его приятели, и, повинуясь порыву, он надел на куклу оставленные трусики и лифчик. "Куда же мне тебя деть, на виду оставлять не хочется." Не придумав ничего лучшего, спрятал в своей постели под одеяло.

Погасив свет, парень улегся рядом, в темноте она казалась совсем живой, мягкой, красивой. "Я буду называть тебя Мари". Затем он провел пальцами по щеке Мари, обнял куклу и, успокоившись, наконец уснул.

Но тот, кто был душой куклы, не спал, ему было наконец спокойно и хорошо, он даже ощущал слабое тепло, идущее от этого парня. А когда тот коснулся щеки Мари, захотелось расплакаться и прижаться теснее. Ведь это были его мечты. Почти бесчувственное тело позволяло получить лишь крохи ощущений, и Мари, прислушиваясь к себе, ловила эти крохи, наслаждаясь ими и в тревоге думая о том, что принесет новый день.

Утром Алекс, уходя на занятия и зная бесцеремонность друзей, спрятал куклу в шкаф под замок. Мари весь день простояла в темноте среди рубашек и костюмов, чутко прислушиваясь к происходящему в комнате. Вот послышался осторожный стук, затем поворот ключа и стук каблучков. Это пришла Диана то ли мириться с Алексом, то ли за оставленной одеждой, а может расправиться с соперницей. Шелест бумаги подсказал, что она пишет записку. Ручку шкафа безуспешно подёргали. Не добившись результата, каблучки простучали обратно, затем хлопнула дверь.

Ближе к вечеру стучались и ломились ребята, но войти не смогли. Услышав их недовольные голоса, Мари испугалась, и мысленно призывала Алекса вернуться быстрее домой.

Когда хозяин наконец-то пришёл, душа Мари дрогнула в предвкушении встречи. Правда, Алекс не торопился: переодевшись, он сначала прочитал записку, в которой Диана просила прощения и напрашивалась в гости в ближайший из вечеров, после чего принялся готовить себе ужин.

"А я, а как же я?..." - думала Мари, - "Ведь я же целый день скучала!"

Но потом она опомнилась. "Я всего лишь кукла, где уж мне соперничать с Дианой, - она живая, и трогая её нежную тёплую кожу, он, конечно, и не вспомнит, что в шкафу находится резиновый суррогат".

Дверца шкафа скрипнула, и Алекс вытащил куклу, вздохнув: "Что-то мне одиноко, посиди со мной". Мари сидела и смотрела, как ужинает парень её мечты. Она представляла, что она живая, что они с ним две половинки, которые нашли друг друга, и она может сейчас встать и поухаживать за ним, накормить чем–нибудь вкусным, потрепать волосы, обнять. Желание было таким сильным, что Мари показалось, что её резиновое тело напряглось и чуть дёрнулись руки и ноги.

От иллюзии не осталось и следа, когда дверь распахнулась, и двое уже знакомых ей парней бесцеремонно вошли в комнату. "Ну что, Алекс, мы думаем, что ты уже поразвлекался. Мы вчера тебе оставили поиграться с этой белобрысой сучкой, но теперь наша очередь, и мы её забираем". Мари с ужасом смотрела на их нетрезвые физиономии, на протянутые к ней руки, не сулящие ничего игого, как повторения уже раз пережитого ею кошмара. Но они не успели схватить её: Алекс сорвал куклу со стула и спрятал за спину.

"Нет, ребята, может быть, это вы её подбросили, а может, и не вы! Вот если только чек из магазина, где вы её купили, покажете?..."

Всё произошло мгновенно: один из парней ударил Алекса по лицу, второй схватил Мари и стал тянуть на себя. Алекс был повыше и покрепче соперников, но ему приходилось одновремено отбиваться и удерживать куклу.

Звук ударов кулаков, покрытых кровью от сбитых пальцев и поврежденных носов, прервался громким хлопком, когда резиновая кукла, растягиваемая в разные стороны, лопнула сразу в нескольких местах. "Ну, ладно, чёрт с тобой, забирай себе эту рвань!" - сказал один из парней, и они быстро убрались из комнаты.

Алекс обработал свои раны, потом решил посмотреть, что случилось с куклой. Повреждения оказались не очень значительные - небольшие разрывы в нескольких местах, заляпанное кровью лицо и волосы, выдранный клок волос. Могло быть и хуже. Второй раз за короткое время пришлось Алексу мыть Мари, затем заклеивать раны и поврежденные участки волос.

"Ну, вот, ты у меня теперь с боевыми шрамами..." Он провёл кончиками пальцев по склеянным местам. Почему-то Мари воспринимала их намного чувствительнее, чем до повреждения, и даже была бы готова снова пройти через весь этот ужас, чтобы вот так чувствовать эти осторожные прикосновения к себе, и воспринимать их как ласку.

Ночью, когда Алекс во сне повернулся на бок, и лицо Мари уткнулось в его повреждённое плечо, а резиновые губы прижались к теплой, сладко пахнущей коже, Мари поняла, что влюбилась в этого парня, и хочет быть его до конца своей кукольной жизни, ощущать рядом его тело, принять как мужчину, если он наконец захочет её. Они лежали, обнявшись как любовники. Он - спал, она - грезила до утра.

Так прошло несколько дней. По утрам Алекс убирал куклу в шкаф, вечером извлекал, усаживал на диван, и дальше занимался своими делами, иногда обращаясь к Мари с той или иной репликой. На ночь он брал её к себе в постель, и, бывало, во сне обнимал и прижимал к себе – видимо, ему снились не совсем романтические сны.

Однажды Алекс, вернувшись домой, оставил Мари в шкафу, и она поняла, что сегодня придёт Диана. Она испытывала двоякое чувство: ей очень хотелось подслушать, как у них будут развиваться отношения, и в тоже время хотелось заткнуть уши и не слышать, если они вдруг начнут влюблённо ворковать друг с другом.

Диана пришла нарядная, подкрашенная, все свои женские чары бросила на то, чтобы её любимый заметил и оценил ее. Она пыталась быть весёлой, раскрепощённой, хотела, чтобы блеск её карих глаз при свете свечей заставил Алекса забыть обо всем на свете.

Диана чувствовала: да, вечер удался, да, Алекс с ней, они многое сказали друг другу, им вроде бы хорошо сейчас. Но нет в его взгляде искры нестерпимого желания, нет страсти, и ближе к полуночи - скорее всего - он отправит её домой, а не предложит остаться до утра.

Она знала, что у Алекса нет другой девушки, но догадывалась, кто может быть сейчас её соперницей.

На самом деле последние несколько дней, бесконечные размышления отвергнутой женщины психически надломили Диану. Эти ростки душевного расстройства пока удерживались любовным жаром и вполне могли быть уничтожены любовью и лаской со стороны объекта обожания. Но Алекс об этом не догадывался, и его спокойное отношение к Диане раздувало огонь безумия в её душе, порождая новые и новые планы завоевания мужского сердца и тела.

"Милый, почему ты такой задумчивый? Что тебя заботит?"

"Да так, повздорил с друзьями, даже подрался. Потом они перепились какой–то гадости, и теперь в реанимации. Я знаю, что это глупо, но чувство вины грызёт".

"Ну что ты, это их выбор, может, несчастье изменит их отношение к жизни. Не к этой, так к следующей. Ты что, веришь в реинкарнацию?"

"Я верю в переселение душ."

Мари будто затрепетала при этих словах: может, Алекс догадывается, что она живая? Что она не всегда была (или был, сейчас уже и не вспомнишь) такой.

Диана заметила, что Алекс всё чаще поглядывает на часы, и это побудило её перейти к более решительным действиям. Они пили шампанское, и ей не составило труда незаметно бросить в его бокал таблетку, содержащую легкий наркотик. Когда речь парня стала менее связной и взгляд подёрнулся дымкой, девушка, вооружившись знаниями, почерпнутыми из фильмов и дамских романов, начала процесс обольщения, точнее, соблазнения. Плавные движения рук вдоль тела, поглаживания себя и его, нарочито медленное растегивание и стаскивание одежды. Вдруг Алекс встрепенулся: "Мари, это ты?"

Диана отшатнулась, словно получив пощёчину, но проглотила обиду: "Да, милый". "О, нет, Диана, иди домой". Через несколько минут ситуация повторилась, опять Алекс бредил Мари и отвергал Диану.

В конце концов сон сморил его. Диана понимала, что безнадёжно проигрывает ситуацию, бешенство и ненависть к кукле толкнули её на поиски соперницы.

Диана вытащила Мари из шкафа. Первым побуждением было уничтожить ненавистное создание, и девушка даже схватила ножницы, чтобы вклочья искромсать соперницу. Но она понимала, что этим может навсегда испортить отношения с Алексом, и замерла, не зная, что предпринять, пока наконец подсознание, а может, некая внешняя сила, не подсказала ей решение. Диана вонзила ножницы в резиновое тело, но не для того, чтобы разрушить его, а для того, чтобы аккуратно вырезать рот, ненавистные голубые глаза, груди, гениталии. Будто горя в лихорадке, девушка натянула на себя это чужое резиновое тело, вдыхая в Мари живое тепло.

Она легла рядом с Алексом, и он, пробудившись, не оттолкнул её, а обнял. Было неясно, находится ли он на рубеже полусна-полуяви, или же понимает и принимает порыв Дианы и готов к этой игре, которая поможет воплотить в жизнь и его, и её желания. Он ласкал резиновую кожу, ощущая под пальцами шрамы, он ласкал живую теплую кожу грудей, он целовал эти шрамы и эти груди. Возбуждение нарастало внутри Дианы и внутри Мари, как два огненых шара. Они росли, соприкасались друг с другом, переплетались в причудливом узоре. И когда Алекс наконец погрузился во влажную тугую девственную глубину, этот огонь превратился в бушующее пламя, сплавляющее две женские влюбленные души в единое целое. В любовном танце мужского и женского тела они не заметили, как резиновая кожа поползла, отваливаясь кусками. Наконец он выплеснул свое семя в её лоно и замер, распластавшись на распаленном теле. Постепенно вернулась ясность мысли, и Алекс понял, что лежит на живом, разгорячённом, чуть влажном от пота теле, а его любимая Мари разрушена, превращена в лохмотья, которые уже невозможно соединить вместе.

Осознание этого породило в нем боль, стон, звериный рык.

"Ты всё испортила, дрянь!" - рука взмыла, чтобы ударить девушку, но замерла на полпути. Он не мог ударить это лицо, что-то произошло с ним. Конечно, это было лицо Дианы, но в нём было что-то и от Мари, например, эти голубые глаза, наполняющиеся сейчас слезами. Он погладил девушку, и когда пальцы наткнулись на знакомые шрамы, Алекс понял, что не время разбираться, как это произошло, и почему Мари и Диана слились в одно целое. Он как Пигмалион сотворил свою Галатею, и ему предоставлен шанс любить ту, о которой мечтал, и быть любимым той, которая грезила именно о нём. Он обнял девушку, успокаивая её обиду поцелуями и своим теплом. Цикл исполнения тайных желаний замкнулся.