У двенадцатилетнего Димы было три главных тайны.

На самом деле тайн было гораздо больше, конечно, причем все они тесно переплетались друг с другом, создавая таинственный и волшебный мир вокруг самого Диму и в пространстве его души.

Но главных тайн было все же три.

Первой тайной была любовь Димы к двадцатипятилетней учительнице русского языка и литературы Виктории Львовне, работающей в их классе с осени нынешнего учебного года.

Дима влюбился в Викторию Львовну с первого взгляда и навсегда!.. По крайней мере, вот уже полгода как эта самая любовь была для него и радостью и страданием.

Виктория Львовна была прекрасна. Она была умница, она все понимала, она никогда не терялась ни в какой ситуации, у нее было потрясающее чувство юмора, и еще она была великолепно сложена и умела стильно одеваться.

Когда она входила в класс, благоухая своей молодой свежестью, в брючном костюме, в нарядном платье, в блузке и юбке, да в чем угодно еще, Дима не мог оторвать от нее глаз. Он любовался ее лицом, выражением ее глаз, ее улыбкой, ее руками, тем, как он придерживает край одежды, усаживаясь на стул, тем, как она поворачивается к классу, готовясь начать урок... Да всем, всем!

Он готов был любоваться ею вечно.

Особенно взгляд Димы притягивали груди Виктории Львовны. Они были такие красивые, такие полные!.. То есть почему «были»?.. Они и есть!.. Глядя на них, Диме хотелось увидеть их без этой обтягивающей их ткани, без этого просматривающегося через ткань бюстгальтера...

И не только увидеть.

Дело в том, и это - тайна в тайне, или тайна тайн, как уж вам будет угодно - что Дима любил Викторию Львовну восторженной любовью ребенка, а не взрослого мужчины. Причем совсем маленького ребенка, малыша, младенца.

Так случилось, очевидно, потому, что Дима был все еще ближе к раннему детству и младенчеству, чем ко взрослости. Детство - вот оно, оно еще продолжается, а взрослость пока только дает знать о себе новыми изменениями в организме и в душе, и прекрасными, и пугающими одновременно.

И когда Дима мечтал о Виктории Львовне, он мечтал о том, как она нежно раздевает его, купает, потом одевает ему коротенькую рубашечку, или даже просто распашонку, какие носят младенцы, ложится с ним на диван и вкладывает в рот Диме свою чудесную полную грудь с теплым упругим соском, в это же время нежно поглаживая и похлопывая его по голой попке...

Быть голым, кстати, Диме нравилось всегда. И еще совсем недавно это состояние было для него совершенно привычным, тем более, что его мама и папа это всячески приветствовали. Они говорили, что «детям очень полезны воздушные ванны».

И с первых дней жизни Дима дома и там, где не было посторонних глаз, бывал чаще обнаженным, нежели одетым. И спал он в одной ночной рубашке, по старинному обычаю, и купался в их семейном месте на пляже голышом, и во время выездов на дачу предпочитал тоже обходиться без одежды.

Так продолжалось до того самого дня, как их дом посетила тетя Галя.

О, это был незабываемый визит! Он повлек за собой очень серьезные, и далеко не положительные изменения в мире их семьи.

Впрочем, обо всем по порядку.

Второй тайной Димы было то, что полгода назад он совершенно случайно, во время купания в душе, открыл для себя тайну особенного удовольствия. Такие случайные открытия рано или поздно совершает большинство мальчиков. Правда, в течение столетий само это удовольствие - как и склонность к нему - находились под жесточайшим запретом, и на страницах даже самых серьезных научных и религиозных трактатов провозглашалось, что это греховное занятие неизбежно ведет к тяжелейшим последствиям вроде неизлечимых болезней и тому подобного.

И только в последние десятилетия педагоги и психологи снисходительно согласились с тем, что ничего плохого на самом деле в этом занятии нет, что оно является, как правило, неизбежной и даже необходимой фазой в развитии каждого мальчика, и что даже сами родители обязаны вовремя объяснить своему ребенку, что ничего постыдного тут нету, и что главное - соблюдать чувство меры.

Но Дима о разрешении ученых не знал!.. А родители Димы, по некоторым косвенным признакам догадываясь о том, что происходит, очень хотели, но до некоторых пор не могли придумать, как же им помочь своему ребенку.

Визит тети Гали и на них произвел глубокое впечатление. Для того, чтобы оно сначала зарубцевалось, а потом и вовсе изгладилось, понадобилось почти два года.

Так что Дима, стоя голышом в ванной и лаская правой рукой своего подрастающего чуткого птенца, сразу после наступления заключительной яркой фазы всегда испытывал угрызения совести. Ему казалось, что он совершает нечто постыдное, запрещенное, раз у него нет силы воли отказаться от этого пагубного занятия, и вообще что он нехороший...

Особенно ему было стыдно из-за того, что как раз во время этих своих тайных сеансов он особенно отчетливо представлял себя вместе с Викторией Львовной. Фантазии его с каждым движением руки становились все более отчетливыми, все более приятными. Он буквально ощущал прикосновения нежных пальцев Виктории Львовны к своему телу в самых трепетных местах, он чувствовал ее поцелуи в щечки, в глазки, в шейку, а потом и в попу и в самые чуткие складочки - там, где...

Он даже слышал ее ласковый шепот так отчетливо, что мог разобрать все слова.

Но отказаться от открывшегося ему удовольствия он уже и в самом деле не мог. Тело Димы был умнее его и с момента того «открытия» требовало периодических разрядок. Это ведь тело побуждало воображение рождать все «запретные» фантазии, это ведь оно стремилось к ежевечернему сладостному уединению в ванной! Это оно было во всем виновато!..

Впрочем, душа Димы тоже от тела не отставала. Она без всякого сопротивления отзывалась на все его потребности и потворствовала всем его желаниям.

Душа была с телом заодно!..

И за это Дима тоже ругал себя.

Хотя на самом деле ругать себя ему не стоило. На самом деле Дима был большой счастливчик, потому что единство души и тела - большая редкость в наше неоднозначное время. Только младенец, да и то не каждый, может похвастаться таким единством.

К тому же и не было у тела Димы таких потребностей, на которые его душе не стоило бы отзываться. Тело его не было грязным, более того, оно было устроено так, что грязь к нему не приставала. Не та грязь, само собой, которая возникает, допустим, от смешения земли и воды, а другая грязь, совсем другая...

Впрочем, не стоит в этом повествовании углубляться в философские дебри. Там можно так заблудиться, что век не выберешься!..

Может быть, как-нибудь в следующий раз.

По порядку, все по порядку!..

Третьей тайной Димы было то, что ему очень нравилось носить платья. Первый раз платьице он одел в возрасте шести лет, во время праздника Нового года. Насмотревшись во время утренника в детском садике на девочек-снежинок и снегурочек, он уже дома спросил у мамы:

«А почему это мальчики бывают только зайчиками и мишками? Почему они никогда не бывают снегурочками?..»

«Ну давай попробуем по крайней мере одного мальчика нарядить Снегурочкой!» - расцеловав свое сокровище, предложила мама. И целый вечер у елки, а затем и целый день Дима провел в белоснежном платьице с блестками, в белых колготках, и с тиарой в короткой прическе.

Тиара держалась на веревочке, завязанной под подбородком. Больше ее никак было не удержать.

Быть в платье Диме оказалось удивительно приятно. Оно дарило ему какую-то особенную свободу, особенную радость. И не только.

Одетый в маленькое платьице Снегурочки, Дима буквально купался в любви мамы и папы. Конечно, они и без того очень его любили, но когда он был в платье, он чувствовал родительскую любовь еще сильней, еще ярче. Да и мама то и дело стремилась привлечь своего мальчика в платьице к себе, обнять, поцеловать, усадить на колени, шепнуть что-нибудь ласковое на ушко, нежно погладить... Папа тоже от мамы не отставал.

Поэтому не удивительно, что через некоторое время Диме захотелось вновь одеть платьице. И он без всякого стеснения сказал об этом маме. И мама очень обрадовалась этому желанию. Она тут же купила сыну сразу несколько платьев - шелковое белое, в крупный горох, ситцевое оранжевое, как солнышко, и еще одно шелковое, зеленое, как лужок, с крупными цветами. А на цветах этих сидели большие красивые бабочки и божьи коровки, которых так и хотелось взять в руки. Но в руки они не давались. Они предпочитали оставаться на цветах.

Это платье стало у Димы самым любимым.

Целый год, пока он из него не вырос, Дима надевал его чуть ли не каждый вечер, с удовольствием играя в куклы, которые тоже как бы сами собой появились в его комнате, или занимаясь какими-нибудь тихими играми в уголке комнаты. Но больше ему нравилось играть не в своей комнате, а в гостиной, рядом с папой и мамой, которые сидели на диване, читали, негромко разговаривали друг с другом или смотрели телевизор.

Им троим очень нравилось быть вместе вот так. И, чтобы лучше сохранить атмосферу тех вечеров и дней, папа сделал множество замечательных снимков: Дима в зеленом платьице, Дима в оранжевом платьице, Дима в белоснежном платье в крупный горох, Дима, играющий в куклы, Дима, рисующий в большом альбоме. На нескольких фотографиях запечатлен Дима, прыгающий со скакалкой - так, что его короткое пышное платье взметается вверх и открывает взгляду его яркие трусики.

О трусиках, наверное, надо сказать отдельно.

Мама накупила их Диме великое множество! Всех фасонов, из всех тканей и со всеми рисунками, которые только есть. В этой обширной коллекции были трусики на широкой резинке, пышные трусики со множеством оборок, маленькие треугольные трусики в обтяжку, трусики с длинными штанинами, то есть не трусики даже, а панталоны, и еще были трусики, входящие в комплект, то есть сочетающиеся вместе с платьицем и нижней сорочкой. Так Диму одевали на праздники или на летние прогулки.

Да-да, Дима даже на прогулки выходил в платье!..

Он ведь было хорошо сложен, и к тому же отличался некоторой упитанностью, так что, одетый в яркое платье и в какую-нибудь соломенную шляпку с широкими полями, не вызывал у случайных встречных лишнего внимания.

Никто из случайных встречных даже и подумать не мог, что в таком нарядном платье и красивой соломенной шляпке с большим бантом может свободно прогуливаться не девочка вовсе, а мальчик!..

Впрочем, во время этих прогулок родители Димы не стремились в людные места. Держа Диму за руки, они уходили куда-нибудь в самый дальний уголок старинного городского парка, где потрескавшиеся тротуары сплетались в дивные узоры, и, кажется, были готовы открыть путь в какой-то совсем другой мир - открытый, свободный, добрый...

Притомившись, папа и мама усаживались на скамейку, а Дима усаживал на скамейку своих кукол, которых всегда брал с собой в рюкзачке, и начинал играть с ними в обычную детскую игру.

Или же папа и мама расстилали для сына покрывало на траве, чтоб он не испачкал свое платье и не поцарапал коленки, и Дима играл куклами на этом покрывале.

Кстати, рюкзачков у Димы, не школьных, а именно вот таких, для отдыха и прогулок, было тоже несколько. И каждый из них был по-своему прекрасен. Среди них был оранжевый рюкзачок с яркими аппликациями, рюкзачок-слоник, рюкзачок-тигренок, рюкзачок-обезьянка и даже рюкзачок-покемон со «страшной» мордочкой. Чтоб не обижать рюкзачки, Дима носил их по очереди.

Ну а сборы на прогулку были целым ритуалом, удивительно приятным для всех его участников.

Если выходной день обещал быть солнечным и теплым, папа и мама давали Диме поспать подольше. Потом мама будила его - сначала нежным поцелуем, а затем, для подкрепления, увесистым шлепком.

Этот шлепок был тоже частью ритуала, хотя после него Дима всегда подскакивал на постели, восклицая что-нибудь вроде:

«Ну мама! Нельзя же так сильно!..»

«Можно! И даже нужно! - смеясь, отвечала мама. - А то весь день проспишь!.. Быстро марш в ванную, чистить зубы и умываться!..»

И, сняв с Димы ночную сорочку, мама отправляла его в ванную голышом. При этом важной задачей для Димы было увернуться еще и от папиного шлепка, который всегда подстерегал его где-нибудь по дороге.

На самом деле, конечно, Дима вовсе не так уж сильно старался от него увернуться...

Услышав звонкое «ой-ей-ей, ну папа!..», мама Димы радостно улыбалась.

День начинался удачно!..

Когда Дима возвращался в свою комнату, весь сияющий после умывания и благоухающий мятой, постель его уже была заправлена, (эту привилегию мама дарила ему только по выходным дням), и на постели ожидали приготовленные мамой трусики, платье и носочки.

Как-то так у них установилось, что платье для прогулки всегда выбирала Диме мама. И Дима никогда не спорил с ее выбором.

«Ну, лапонька, давай ножку!» - говорила мама, растягивая трусики в руках. - «А теперь другую... Вот молодец! Поправим птенчик, вот так, чтоб ему было удобно... А теперь ручки вверх, оденем платьице... Застегнем замочек на спинке, все расправим... Ну вот, садись на пуфик, я тебе одену носочки..»

И вот Дима стоял уже весь такой нарядный, праздничный, готовый гулять хоть весь день до вечера.

По мере того, как Дима подрастал, родители покупали ему новые платья, и постепенно их становилось больше, но, к сожалению, ничего подобного тому, зеленому с бабочками и божьими коровками, больше найти не удалось, хотя мама Димы обыскала все магазины.

Эта безмятежная жизнь продолжалась до того самого визита тети Гали, о котором теперь придется рассказать чуть подробнее.

Визит тети Гали был нанесен их семье как неожиданный и глубоко проникающий удар с очень болезненными последствиями.

Это было в июле того года, когда Диме исполнилось уже десять лет.

Было обыкновенное воскресное утро, когда их семья собиралась на прогулку. Мама только что одела Диме совсем новое, буквально вчера купленное платье из какой-то необыкновенной ткани. С первого взгляда оно казалось нежно-розовым, но на самом деле, особенно когда на него падал прямой яркий свет, это платье будто загоралось внутренним светом и начинало полыхать всеми оттенками розового, оранжевого и багряного.

Дима крутился в новом платье перед зеркалом.

Сполохи огня переливались.

Мама не могла оторвать от сына глаз!..

Папа в этот момент уже обувался в прихожей.

И вдруг в двери позвонили. Папа заглянул в глазок. С той стороны дверей стояла его двоюродная сестра Галина - тетя Галя для Димы, хотя он и видел ее очень редко.

В гости к двоюродному брату Галина приезжала не чаще одного-двух раз в год, потому что некогда ей было разъезжать по гостям. Тетя Галя всю жизнь проработала руководителем в сельском хозяйстве и привыкла управлять своими «подданными» железной рукой, одетой, как правило, в ежовую рукавицу. А такой стиль управления требует неусыпного, постоянного внимания и контроля.

Этот стиль управления наилучшим образом подходил к тети Галиному характеру, ну а характер ее прекрасно согласовывался с этим стилем.

Дело в том, что обо всем на свет у тети Гали было твердое, единственно верное понятие. Поэтому у них с двоюродным братом были не очень-то хорошие отношения. Тетя Галя считала папу Димы слишком мягким, даже мягкотелым человеком. А он не был мягкотелым. Он был чутким, внимательным. И внутренне очень крепким, ответственным, находчивым.

Но, увидев тетю Галю в глазок, папа на минутку растерялся.

Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы тетя Галя увидела Диму в платье!..

И папа тут же нашел выход.

Он тихонько прошел в комнату, сказал маме с Димой: «Сидите тихо!.. Сейчас я ее выпровожу, и пойдем!..» «Кого выпроводишь?..» «Кого-кого!.. Галина в двери звонит!..» «О господи! Как некстати!..» - вздохнула мама.

И папа открыл двери Галине.

Совсем не открыть ей двери он не мог. Он не привык прятаться от трудных ситуаций. Он надеялся, что он сумеет найти некий довод, некую причину и отправить свою кузину восвояси как можно быстрее.

Но тетя Галя нарушила все его планы.

Едва войдя в прихожую, она воскликнула:

«Привет, брательник!.. Чего двери долго не открываешь?.. Деньги, поди, тайно печатаешь?!.. Тут передача как раз недавно была...»

И тетя Галя захохотала над своей «удачной» шуткой.

Оглядев прихожую и видные ей стены и двери комнат орлиным взором, она воскликнула вновь:

«О, вижу вы ремонт сделали!.. Ну-ка, ну-ка...»

И сбросив свои сабо громадного размера, она, как танк, прошла вперед, легко отстранив папу в сторону.

Как назло, первым делом ее понесло сразу в гостиную, где тихо сидели мама с Димой.

Немая сцена!..

«Это что такое?!» - воскликнула тетя Галя. - «Это вы с какого перепугу мальчишку в платье нарядили?.. Вы что, совсем очумели?..»

«Это мы играем так...» - неловко пояснила мама. Ее лицо покрылось пятнами.

Дима тоже покраснел и посмотрел на маму и папу умоляющим взглядом.

Он чувствовал, что от тети Гали исходит опасность!..

Нет, хуже - от тети Гали исходила даже не опасность, а какая-то разрушительная энергия. Дима ощутил ее так отчетливо, что ему стало страшно и захотелось плакать. Лицо его стало горячим.

«Играете?!..» - обвиняюще вопросила тетя Галя. - «Знаем мы эти игры!.. И так путних мужиков не осталось, а тут из пацана девку выращивают!.. Ну как, племяш, скидывай это барахло, и бегом на улицу, в футбол гонять с пацанами. Вот это будет дело!..»

«Я и так гоняю..» - прошептал Дима через силу, пунцовый от странного, не испытанного им ранее чувства неловкости и стыда. - «Просто у нас сегодня день такой.. Мы гуляем..»

«Вижу я, как вы гуляете!..» - усмехнулась тетя Галя.

«Брось ты, Галина!» - вмешался папа. - «Не лезь туда, где ты ничего не понимаешь.. Это тебе не коровам хвосты крутить!..»

Конечно, он не должен был этого говорить.

На самом деле тетя Галя занималась очень достойным делом. Просто... Просто она была такой, какой была.

«Ишь ты! Городской тут какой выискался!» - воскликнула тетя Галя, всплеснув руками. По комнате пронесся вихрь. - «А сам давно ли в город перебрался, да нахватался этой заразы забугорной?!.. Тьфу на вас!.. Ноги моей не будет больше в этом доме!..»

И тетя Галя решительным шагом покинула этот дом.

И правда ноги ее больше в нем не было.

Да вот только главное она сделать успела: она разрушила праздничную атмосферу того воскресенья, она испортила всем настроение, она вогнала всех в краску.

И не только.

Она разрушила кое-что намного более важное - мир их семьи, который они вместе создавали с такой любовь и заботой, и каждый теперь понимал, что этот мир уже никогда не будет прежним...

Тетя Галя ушла.

Дима неловко встал и, уже не сдерживая слез, принялся стягивать с себя платье.

«Сыночка, ну что ты?..» - бросилась останавливать его мама. - «Не обращай внимания! Мало ли кто что сказал!.. Сейчас немного придем в себя, и пойдем гулять!..»

«Нет, я никуда не пойду!» - прошептал Дима. - «Я дома буду. Весь день... И завтра тоже никуда не пойду!..»

И он, сбросив платье на диван, а вслед за платьем и все, что на нем было надето еще, ушел в свою комнату, тихо закрыл дверь, спрятался под одеяло, и принялся там плакать.

Конечно, мама пошла за ним, и принялась его утешать, и постепенно кое-как утешила.

Однако с этого дня Дима не то, чтобы отказался - он просто уже не мог одевать платья, играть в куклы, и даже гулять с родителями по их заповедным уголкам в парке тоже не мог. Тетя Галя им всем перекрыла туда путь!..

Конечно, в то лето, и в последующие они еще не раз отправлялись на прогулки. Но уже в другие места в парке, более людные, те самые, которых раньше избегали.

У них началась какая-то новая жизнь, и, хотя их прежняя нравилась им гораздо больше, вернуться к ней они уже не могли.

Иногда Дима подходил к своему шкафу, открывал его и со щемящим чувством печали оглядывал свои нарядные платьица, вспоминая все те дни, когда он так свободно мог их носить, не думая ни о чем плохом или запретном. Он чувствовал - раньше он был как младенец, не знающий стеснения и стыда, и не способный совершить что-то такое, чего нужно стесняться или стыдиться, а теперь он вдруг сразу вырос, и узнал то, что так долго было скрыто от него.

Лучше бы он этого не узнавал!..

Или же Дима подходил к своим куклам и осторожно прикасался к их платьицам и пышным прическам. Как ему нравилось играть с ними!..

Но ведь оказалось, что мальчикам ни в коем случае нельзя играть в куклы!

Ни под каким видом!..

А Диме хотелось с ними поиграть!.. Еще ему очень хотелось, чтобы мама вновь нарядила его в платье, и чтобы они все вместе, как раньше, отправились на прогулку в тихий уголок парка, и он бы вновь мог безмятежно усадить своих кукол перед собой, и поиграть с ними. И не меньше, чем Диме, этого же хотелось и его родителям.

Но это было невозможно. Чуть только мысль о чем-то подобном приходила к ним в головы, в их ушах тут же начинал греметь и отдаваться болью чугунный голос тети Гали.

Маме Димы было очень жаль, но однажды, пока Дима играл во дворе, она убрала из его шкафа все его нарядные платьица, колготки и красивые трусики, и где-то спрятала их. А его кукол она аккуратно сложила в коробки и тоже убрала подальше, в кладовку, чтобы не мучить ни его, ни себя, ни папу воспоминаниями.

Потом начался новый учебный год, новые заботы, и постепенно Дима и его родители привыкли к своей новой жизни. Теперь они жили как все, без «излишеств» и «отклонений» от общепринятого курса.

Но все равно, они никогда не забывали и о прошлом, хотя не говорили о нем вслух.