Уже через несколько дней своей жизни в Жуковке Антонина Николаевна поняла, что попала если и не в рай, то в самый настоящий «городок солнца».

Залогом процветания Жуковки была более чем успешная деятельность птицефабрики. В настоящее время полновластной правительницей Жуковки была Степанида Георгиевна Быкова, она же – генеральный директор ОАО «Жуковская птицефабрика».

Конкуренты не могли понять, как это получалось, но и куры в Жуковке неслись лучше, и мясо их было вкуснее, и кормов они потребляли меньше. Это позволяло птицефабрике не только получать значительную прибыль, но и без проблем содержать целый куроводческий исследовательский центр, а также школу, несколько детских садов и спортивно-развлекательный комплекс под названием «Африка», с просторными залами для игр, тренировок, и великолепным каскадом бассейнов, где было достаточно места и для детей, и для взрослых.

Всю прелесть отдыха в «Африке» Антонине Николаевне еще предстояло познать зимой, во время трескучих морозов, а сейчас она сидела на берегу настоящего озера, и наблюдала, как на мелководье резвилась целая стайка детей примерно от трех до десяти лет.

К озеру Антонина Николаевна вышла час назад, во время очередной прогулки по своему новому месту жительства. Она шла по улицам медленно, любуясь нарядными палисадниками, сквериками, клумбами, полными ярких цветов и домами, каждый из которых был по-своему красив. Но больше всего Антонине Николаевне понравились местные люди. Они оказались очень вежливыми и внимательными, каждый встречный раскланивался с Антониной Николаевной и говорил ей «Здравствуйте!», на что и она раскланивалась и так же вежливо отвечала на приветствия. Этот прекрасный местный обычай пришелся ей очень по душе, но в конце прогулки она притомилась, и, едва увидев озеро с хорошо обустроенным пляжем, решила отдохнуть на лавочке под одним из «грибков».

На купающихся детей она взглянула внимательнее, как только уселась, и, надо сказать, поначалу ее немного удивило, что эти мальчики и девочки без всякого стеснения купались полностью обнаженными. Впрочем, это было в духе местной жизни, и Антонина Николаевна расслабилась, с умилением наблюдая за тем, как загорелая с ног до головы ребятня плещется, ныряет и самозабвенно копается в песке.

Никого из взрослых рядом не было, но Антонина Николаевна заметила, что купание было очень хорошо организовано. Совсем маленькие резвились у самого берега, и за ними все время присматривал кто-нибудь из старших. Поскольку из-за этого сам «дежурный» уже не мог купаться беззаботно, его без лишних церемоний вскоре сменял кто-нибудь другой, причем практически через равные промежутки времени. Антонина Николаевна даже сверилась со своими наручными часиками. Расхождение составляло минуту-две, не больше!.. «Как это у них получается?..» - задалась она вопросом, но ответа на него найти не смогла.

Впрочем, гораздо больше детской обнаженности и организованности Антонину Николаевну поразило другое. Она привыкла к тому, что в любой детской группе, тем более разного возраста, постоянно возникают противоречия, приводящие к ссорам и даже дракам. Но эти дети играли у воды и в воде удивительно дружно. Правда, иногда недовольные взвизгиванья издавал кто-нибудь из малышей, но старшие тут же аккуратно гасили возможный конфликт в самом зародыше.

Так что Антонина Николаевна смотрела на детей во все глаза. И слушала их во все уши.

«Этого не может быть!» - думала она. – «Это мне снится!.. Сейчас кто-нибудь закричит, заревет, ударит другого, и мне придется их успокаивать и разнимать!.. Как обычно. Как всегда…»

Но ничего подобного не происходило.

«Так, может быть, и в школе здесь все будет иначе, чем я привыкла?..» - подумала вдруг Антонина Николаевна. – «Это выяснится совсем скоро. Сегодня, как-никак, уже двадцать третье августа!..»

Наконец, Антонина Николаевна увидела, что дети стали собираться домой. Старшие искупнулись последний разок, ополоснули малышей, вытерли их полотенцами, одели, и быстро оделись сами, кто в платьица, кто в штанишки и маечки.

И только один мальчик, причем вовсе не малыш, так и остался полностью обнаженным, обув только летние тапочки на упругой подошве. На вид ему было лет восемь-девять, и, не одеваясь сам, он помог надеть платьица двум маленьким девочкам.

Этого никого не удивило, кроме Антонины Николаевны, и никто из детей не спросил мальчугана: «А ты почему не одеваешься?..» Видимо, так они все привыкли.

И вот дружная стайка детей весело двинулась с озера домой. Старшие вели младших за руки. Причем обнаженный мальчик вел за руки тех самых девочек, которым помогал одеваться. При ближайшем рассмотрении они оказались близнецами.

«Сестры? Подопечные?..» - подумала Антонина Николаевна.

Поравнявшись с Антониной Николаевной, дети остановились и хором сказали «Здрасьте!..»

- Здравствуйте! – улыбнулась им в ответ Антонина Николаевна.

- А вы, наверное, новая учительница?.. – спросила девочка лет девяти в желтом сарафанчике.

- Да.

- А в каком классе?..

- В третьем «А». – ответила Антонина Николаевна.

- Ура! – просияла девочка. – Третий «А» - это же наш класс!..

- Ну, сразу и «ура». – сказала Антонина Николаевна. – А вдруг я очень строгая и вы мне совсем не обрадуетесь?..

Девочка в желтом сарафанчике внимательно посмотрела на Антонину Николаевну и серьезно сказала:

- Это хорошо! Зато вы не злая.

- Ну, в общем, да..

Все помолчали, глядя друг на друга.

- А кто еще из вас пойдет в третий «А»? – спросила Антонина Николаевна.

- Я. Я! Я! – отозвались несколько детей.

И только обнаженный мальчик промолчал, хотя Антонине Николаевне показалось, что он тоже хотел что-то сказать.

- А ты в каком классе будешь учиться? – спросила его Антонина Николаевна.

- Я… Тоже в третьем «А». – улыбнувшись, ответил мальчик, и Антонина Николаевна поразилась его удивительно светлой улыбке.

«Настоящее солнышко!..» - подумала она. – «Такую улыбку раньше называли ангельской..»

- Только я в школу не хожу. – добавил ангелочек. – Я дома занимаюсь.

- Почему?..

- Потому что в школу голышом не пускают! – вздохнул мальчик. – А зимой, к тому же, холодно.

- И что, зимой ты все время сидишь дома? – поразилась Антонина Николаевна. – Совсем один?..

- Ну, все время, только не совсем один. Ко мне приходят друзья.

- Мы к нему приходим каждый день! – гордо сказала девочка в желтом сарафанчике. – И занимаемся вместе.

- И мы! – дуэтом добавили девочки, державшие мальчика за руку. – Когда нас мама приводит в гости…

«Не сестры! Все-таки подопечные.» - сделала вывод Антонина Николаевна.

- А как тебя зовут?.. – спросила она.

- Миша. Миша Копылов. – ответил мальчик. – Наш дом – недалеко от школы, на Мельничной улице.

- У них – очень красивый дом! – сказала девочка в желтом сарафанчике. – Он из красного кирпича и с большими окнами.

- Ну ладно, мы пойдем! – вмешалась самая старшая девочка. – Нас уже дома ждут.

И, дружно воскликнув «До свидания!», дети ушли.

Антонина Николаевна смотрела им вслед, глядя, как среди разноцветных детских одежек мелькает загорелая попка Миши Копылова.

«Удивительный мальчик! – думала Антонина Николаевна. – Такое чувство, что все его очень любят и оберегают. И есть в нем какая-то загадка. Как это – сидеть дома, потому что в школу нельзя ходить голышом?!.. Что, у него нет одежды?.. Никогда этому не поверю!.. В чем же тут дело?..»

На следующий день этот вопрос Антонина Николаевна задала директору школы Галине Борисовне.

- Вчера я была на озере. Там купались дети. – сказала она. – И среди них был мальчик из моего третьего «А»…

- Миша Копылов!.. – сразу же догадалась Галина Борисовна. – Да, удивительный мальчик. Жаль, что он не может ходить в школу!..

- Да почему не может?.. – удивилась Антонина Николаевна. – На вид он вполне здоровый мальчик. И очень, очень хороший. Настоящее солнышко!..

- Это правда. – сказала Антонина Николаевна. – Солнышко, это вы верно сказали. Но только это солнышко всегда ходит голенькое!..

- Да почему, почему?..

- Непонятно. Никто не знает! – развела руками Галина Борисовна. – Впрочем, вы об этом лучше с его родителями поговорите. Вам в любом случае нужно с ними познакомиться!.. Знаете, где они живут?..

- Да, мне сказали…

Дома у Копыловых Антонину Николаевну встретила радушная женщина в простом домашнем халате с фартуком.

- Меня зовут Надежда Андреевна. – сказала она. – Я мама Миши. А вы ведь Антонина Николаевна. Миша мне про вас уже рассказывал!..

- Он у вас замечательный мальчик! – сказала Антонина Николаевна. – Это сразу чувствуется.

- Да, Мишу все любят! – кивнула Надежда Андреевна, и лицо ее озарилось такой же светлой улыбкой, как у ее сына. – Проходите за стол, я угощу вас чаем и домашним вареньем.

Антонина Николаевна села на предложенное место, и в открытую дверь из просторной кухни увидела комнату, в которой на большом ковре играли несколько детей – сам Миша, те две маленькие девочки, которых он вел с пляжа за руки, и еще девочка и мальчик, сверстники Миши. Все пятеро были без одежды.

Повернув лица к Антонине Николаевне, они как ни в чем ни бывало выдали дружное «здрасьте», и вернулись к своим играм.

Надежда Андреевна перехватила взгляд Антонины Николаевны и пояснила:

- Наши детки, пока маленькие, одетыми бывают только на улице, ну и в школе. А дома и на пляже ходят голышом. Так им удобнее. И родителям. Одежда меньше пачкается!.. Да и для здоровья полезно.

- Но ведь ваш Миша… - осторожно начала Антонина Николаевна.

Надежда Андреевна вздохнула.

- Да, наш Миша совсем никогда не одевается.

- Но… почему?..

Надежда Андреевна немного помолчала, теребя свой фартук.

- Видите ли, он.. он просто не может одеваться. Это где-то еще в месяц мы заметили, когда он стал выбиваться из пеленок и кричать. А как только выбьется, растреплет все пеленки, раскроется – так сразу и успокаивается. Когда он немного подрос, и попытались мы ему ползунки надеть – та же история. Кричит, весь красными пятнами покрывается и даже задыхаться начинает. Трусики пытаемся надеть – то же самое. Мы его тогда по врачам повезли, а они нам сказали, что это что-то у него в голове. Мол, какие-то клетки у него в мозгу неправильно работают. А вот и глупости! Наш Миша – умничка, и все его клеточки работают правильно!..

Надежда Андреевна с обидой замолчала.

- Но ведь теперь он уже не младенец… - осторожно сказала Антонина Николаевна.

- Не младенец… - вздохнула Надежда Андреевна. – Но все равно одеваться не может. Вы не думайте, мы с ним говорили об этом, и не раз!.. Убеждали, уговаривали.. Он соглашается, конечно, что одеваться нужно, чтобы в школу ходить, и вообще… Но чуть только пытаюсь я ему штанишки одеть – ничего не получается!

- Он.. сопротивляется?..

- Нет, что вы! Он мальчик спокойный. Только… как одену я ему хотя бы и трусики, так с ним сразу что-то страшное делается. Эти пятна… Дыхание сбивается… Слезы.. Руки трясутся… Я больше минуты не выдерживаю!..

- Да… - пробормотала Антонина Николаевна.

- Так что в школе мы бываем только летом, вечерком, когда никого нет. Нам Галина Борисовна разрешает. Я Мише его класс показала, парту, за которой он мог бы сидеть. Но и все…

Она вздохнула, неловко улыбаясь.

И вдруг Миша выбежал из комнаты и подбежал к маме, желая что-то ей сказать на ушко.

Надежда Андреевна наклонилась к сыну, обняла его, выслушала и сказала:

- Да, конечно, можешь взять, раз Жене и Марине хочется посмотреть! Сокровище ты мое!..

И вдруг Надежда Андреевна в порыве чувств расцеловала Мишу, не только в щеки, но и в животик, и даже чуть ниже, прямо в птенчик, а два самых нежных поцелуя достались Мишиной попке.

Напоследок Надежда Андреевна подарила сыну ласковый шлепок, и Миша, засмеявшись, убежал к другим детям, и они принялись вытаскивать из застекленного шкафа какие-то красивые фарфоровые статуэтки. Младшие девочки стали с восторгом прикасаться к ним пальчиками, но подержать статуэтки им не позволили.

- Да уж, если так целовать, никому не захочется одеваться!.. – сказала Антонина Николаевна.

Надежда Андреевна улыбнулась смущенно.

- Вы думаете, я виновата, что он не может одеваться?.. – спросила она.

- Нет, ну что вы!.. – прикоснулась к ней рукой Антонина Николаевна. – Я просто вижу, что Миша – очень счастливый ребенок. И вы – очень счастливая мама!

- Да. – сказала Надежда Андреевна. – А уж как отец его любит – и словами не передать!..

- И все-таки Миша растет. И не все время будет маленьким. – заметила Антонина Николаевна.

Надежда Андреевна только беспомощно развела руками.

- Я думаю об этом. Но прямо и не знаю, что делать. Правда, врачи предлагали Мишу на лечение положить, даже не предлагали, а настаивали прямо. Причем, не в больницу, а в их научно-исследовательский центр. Но я не разрешила. Мой ребенок не подопытная свинка!..

- Да уж, этим исследователям только попади в руки!.. – поддержала ее Антонина Николаевна.

Обе женщины помолчали, наблюдая за детьми. Теперь все пятеро сидели кружком, в позе «лотоса», и Миша тихим голосом рассказывал им какую-то историю. Главными героями ее были, судя по всему, те самые фарфоровые статуэтки. Дети слушали, затаив дыхание.

- Как он начнет что-нибудь рассказывать – другие детки прямо оторваться не могут, так слушают!.. – шепотом сказала Надежда Андреевна.

«Замечательный мальчик!» - подумала Антонина Николаевна. – «Но должен ведь быть какой-то выход, как ему помочь?..»

И вдруг ей в голову пришла неожиданная мысль.

- Я вот что подумала… - сказала Антонина Николаевна. – А.. А платье вы ему одевать не пробовали?..

- Платье?.. Мише?.. – изумилась Надежда Андреевна. – Мне такое даже и в голову не приходило. Он же не девочка все-таки! И вообще, я, когда вынашивала Мишу, я очень хотела, чтобы родился мальчик! Хотя Саша, мой муж, был абсолютно уверен, что родится девочка. Он все мечтал, как будет наряжать ее в красивые платья, повязывать банты, покупать кукол… Но, когда родился Миша, пришлось Саше с этими мечтами распрощаться. Так что никаких девчачьих платьев у нас дома никогда и не было!.. Ну, если не считать платьев девочек, которые приходят к нам в гости.

- Ну, что значит – «девчачьих»?.. – возразила Антонина Николаевна. - Платье – это просто одежда. Просторная, свободная одежда. Может быть, Мише просто нужна свобода?.. И если вдруг ему понравится быть в платье, потом постепенно можно будет его и к трусикам со штанишками приучить?.. Как вы думаете?.. Вот вы попробуйте!.. И, кстати, в платье он уже сможет ходить в школу. По крайней мере, никаких препятствий для этого я не усматриваю!.. Если он будет одет, то есть.

Надежда Андреевна смотрела на Антонину Николаевну ошеломленно.

- Просто одежда… - машинально повторила она. – Действительно, почему я раньше сама об этом не подумала!..

Она посмотрела в сторону детей, явно дожидаясь, пока Миша закончит рассказывать свою историю. Антонина Николаевна тоже молча ждала. Время текло без всякого напряжения.

И вот история закончилась, дети встали на ноги, и статуэтки вновь одна за другой заняли свои места в застекленном шкафу.

- Сыночка, иди-ка сюда! – позвала Надежда Андреевна.

- Да, мамочка?.. – тут же подбежал к ней Миша.

«Как он хорошо сказал – «мамочка»! – отметила про себя Антонина Николаевна. – «Все-таки есть в нем что-то не только ангельское, но и такое.. младенческое!..»

- Тут вот Антонина Николаевна предлагает… - начала Надежда Андреевна. - ..предлагает надеть тебе платье!..

- Платье? – удивился Миша. – Зачем?..

- Ну, если ты к этому нормально отнесешься, то тебе можно будет так ходить и в школу!..

Миша смотрел на маму так же изумленно, как она только что – на Антонину Николаевну.

- Ну, я не знаю!.. – протянул он.

- А ты попробуй, попробуй! – вдруг отозвалась из комнаты девочка, которая тогда у озера была в желтом сарафанчике. – Можешь пока надеть мое!..

И она тут же взяла со стула свое платье и с ним в руках подошла к Мише.

Это был тоже короткий сарафан, но не желтый, а ярко-оранжевый, на узеньких лямках, открывающих плечи. Как видно, эта девочка любила солнечные цвета.

- Ну, давай попробуем?.. – мягко предложила Надежда Андреевна, принимая сарафан у девочки. – И если тебе будет опять не по себе, сразу его снимем!..

- Ладно! – согласился Миша.

- Ну, ручки вверх! – сказала его мама.

И через миг оранжевый сарафан уже был на Мише.

Надежда Андреевна заботливо расправила его и спросила с волнением:

- Ну, как?..

- Да ничего! – вдруг заявил Миша. – Удобно даже!..

И он крутнулся туда-сюда, не сходя с места. Сарафан взметнулся.

- Тебе очень идет! – сказала девочка, чей был сарафан. – Даже больше, чем мне!..

Надежда Андреевна смотрела на сына с широко открытыми глазами.

«Она ожидает обычной реакции!..» - поняла Антонина Николаевна.

Но Миша, одетый в ярко-оранжевый сарафан, даже и не думал покрываться пятнами или задыхаться.

- Боже мой! – прошептала Надежда Андреевна. – Боже мой! Первая одежка за девять лет!.. И ничего!..

- Ну, мы пойдем еще поиграем?.. – нетерпеливо сказал Миша.

Как видно, он моментально привык к платью, и оно его ничуть не беспокоило и не стесняло.

- Идите… - слабым голосом сказала Надежда Андреевна.

И дети убежали обратно в комнату.

«Ситуация изменилась на противоположную!» - подумала Антонина Николаевна.

Действительно, если после купания на озере единственным раздетым ребенком среди остальных был Миша, то теперь он как раз был одет, а остальные четверо детей оставались обнаженными.

Надежда Андреевна не могли ни говорить, ни есть. Она во все глаза смотрела на Мишу, который безмятежно уселся на ковер в сарафане, и принялся вместе с остальными детьми строить какую-то сложную конструкцию из деталей большого конструктора.

Антонина Николаевна облегченно вздохнула.

- Может быть, вам стоит сходить с Мишей в магазин?.. – предложила она.

- В магазин?..

- Да. Чтобы купить ему платье для школы. И для дома. И заодно попробуйте купить и трусиков с колготками. Скоро осень, и в одном платьице не походишь!..

- А вы думаете?..

- Да, думаю, платье все решает. Оно дает ту самую свободу, которая ему нужна. И, скорее всего, с бельем и колготками, если только одевать их под платье, никаких проблем не будет!..

После беседы Антонины Николаевны с Надеждой Андреевной прошло несколько дней, таких жарких, что они больше подошли бы середине июля, чем самому концу августа. Антонина Николаевны принимала самое деятельное участие в последних перед началом нового учебного года школьных работах, и ей никак не удавалось вновь прогуляться к озеру.

И даже в воскресенье, последнее воскресенье лета, Антонине Николаевне удалось выбраться на прогулку только ближе к вечеру. Еще издали она заметила на пляже всю ту же стайку детей, которые уже заканчивали купание. Антонина Николаевна присела под облюбованный ею грибок, и с умилением принялась наблюдать, как старшие дети смывали песок с младших, вытирали их и одевали. Миша тоже был здесь, и так же, как и в прошлый раз, ухаживал за Женей и Мариной. Очевидно, они предпочитали, чтобы с ними возился именно он, и никто другой. Миша одел девочек в их одинаковые легкие платьица, но на этот раз и сам не остался обнаженным.

К нему подошла та самая девочка, которая прошлый раз была в желтом сарафанчике, и Антонина Николаевна увидела, что теперь и Миша оказался в роли малыша, потому что девочка держала в руках платье, которое она и одела на Мишу!..

«У нас большой прогресс!..» - подумала Антонина Николаевна.

Платье это было самое обыкновенное, цветастое, ситцевое, довольно короткое. Миша в нем выглядел прелестно.

Проходя мимо Антонины Николаевны, дети вновь хором с ней поздоровались, и, ответив на приветствие, Антонина Николаевна спросила:

- Ну, как у вас настроение перед школой?

- Хорошее! – ответили все, даже малыши.

- А мы вчера с тетей Надей, дядей Сашей, и Мишей ходили в магазин!.. – добавила Мишина подружка.

- В магазин? Наверное, покупать школьные принадлежности?..

- Да. И еще тетя Надя и дядя Саша купили Мише новое платье. Для школы!..

«Новое платье!..» - отметила про себя Антонина Николаевна. – «Значит, это они уже не в первый раз ходили в магазин за платьями для Миши!..»

- Оно такое красивое, темно-синее, с белыми кружевами и мягко-мягкое! – радостно сказала девочка.

- И кто же выбрал такое платье?.. – улыбнулась Антонина Николаевна.

- Дядя Саша! Ну, Мишина папа то есть.

- Ну, значит, скоро мы увидим тебя в школе?.. – Антонина Николаевна Мишу.

Миша только кивнул головой и тихо ответил:

- Да..

Дети ушли. И вновь Антонина Николаевна смотрела им вслед, главным образом глядя на Мишу, вокруг ног которого теперь трепетал подол летнего короткого платьица.

И тут Антонина Николаевна впервые заметила что-то необычное. Но она не поняла, что именно это было. Видимо, необычное мелькнуло мимолетно, достаточно для того, чтобы заметить его, но совсем недостаточно для того, чтобы понять.

Первое сентября в Жуковке даже давно привычную к школьным праздникам Антонину Николаевну ошеломило количеством букетов, радостных лиц и нарядных костюмчиков и платьев. У школы на праздничную церемонию собралась чуть ли не вся Жуковка, и первое приветственное слово произнесла не кто-нибудь, а сама Степанида Георгиевна, и уж затем выступила Галина Борисовна. Хороших слов было сказано много, и так искренне, что в конце торжественной линейки сама Антонина Николаевна чувствовала себя уже не опытной учительницей, видавшей всякие виды, а наивной первоклассницей, для которой все происходит впервые и которая ждет от будущего только хорошего.

Но вот детям было разрешено отправляться по классам, и третий «А» дружно построился парами, причем без всякого принуждения со стороны Антонины Николаевны и во главе с ней отправился в свой кабинет. Все пары составились по принципу «мальчик-девочка», за исключением одной пары «мальчик-мальчик», потому что в классе было тринадцать мальчиков и одиннадцать девочек. Антонина предложила каждому для начала сесть с тем, с кем ему хочется, и увидела, что пары не разбились, а уселись в том же порядке, в котором шли.

Тут Антонина Николаевна оглядела свой класс будто новыми глазами. Ей вдруг и без лишних вопросов стало ясно, что пары эти сложились уже давно, еще в первом классе, и что не стоит их разбивать и рассаживать детей в каком-нибудь другом порядке.

И тут же откуда-то к ней пришло новое знание и понимание того, почему две предыдущие учительницы не удержались ни в этом классе, ни вообще в Жуковке. Они не чувствовали каких-то главных вещей, которые здесь были ясны всем!..

«А я их чувствую, эти вещи?.. – спросила себя Антонина Николаевна. И тут же ответила: - Пожалуй, да! Но еще не все, еще не все…»

Затем Антонина Николаевна отметила то, что из-за праздничной суеты не бросилось ей в глаза во время линейки: все мальчики были в строгих костюмчиках, все девочки в платьях, и ни одной – в брючках или джинсах, которые так раздражали ее на девочках в той школе, где она работала раньше.

В платье был и один мальчик – Миша Копылов. Это было то самое платье, о котором Антонина Николаевна уже слышала – темно-синее, из мягкой ткани, длиной чуть выше колен, с белым отложным воротничком, таким же кружевом по подолу и краям рукавов «фонариком». На ногах Миши были аккуратные ботиночки, вполне гармонирующие с платьем. И еще на нем были белоснежные колготки.

«Ну вот, прогресс с одеждой продолжается!..» - подумал Антонина Николаевна, и еще раз оглядела своих учеников. Она очень хотела понят, как относятся дети вообще к появлению Миши в школе, и к тому, как он был одет. Увидеть для того, чтобы предупредить возможные насмешки.

Ей в ответ были внимательные дружелюбные взгляды и Антонина Николаевна поняла – здесь о насмешках даже и речи быть не может. Эти дети действительно умели чувствовать и понимать многое без слов!..

«Ну что ж, мне остается только соответствовать их уровню!..» - усмехнулась про себя Антонина Николаевна.

Миша сидел за партой с той девочкой, которая была на пляже в оранжевом сарафане. Антонина Николаевна уже знала, что девочку эту зовут Юля Козырева, и что она дружит с Мишей чуть ли не с ползункового возраста.

На парте за ними уселись двое мальчиков, одним из которых был тот, которого Антонина Николаевна видела в доме у Миши во время своего визита. Второй мальчик был ей пока не знаком.

Вдруг знакомый мальчик, сидевший за Мишей, протянул руку и заботливым движением поправил воротник Мишиного платья, а Юля в это же время разгладила невидимую складку на его рукавчике фонариком. Миша смущенно улыбнулся.

Это, пожалуй, были первые особенные знаки внимания, которые Антонина Николаевна заметила по отношению к Мише. И это были очень хорошие знаки.

Успокоившись, она еще раз оглядела свой третий «А», теперь уже не с целью приструнить кого-либо взглядом или жестом, что она умела делать очень хорошо, а желая молча поблагодарить этих мальчиков и девочек за то, что они такие.

Такие, о которых любой учитель может только мечтать.

- Ну что, ребятки, мне очень приятно видеть вас отдохнувшими и нарядными, но лето уже позади, и впереди у нас целый учебный год. – начала Антонина Николаевна. – Нам предстоит много потрудиться, узнать много нового, интересного, вместе с авторами умных книжек побывать в разных странах, и я думаю, что наше путешествие к знаниям будет очень полезным для нас всех!..

Подобную речь первого сентября Антонина Николаевна произносила уже далеко не в первый раз в своей жизни, но реакция этих детей ее удивила.

Они набрали побольше воздуха, закричали «Ура-а!» и дружно зааплодировали, как будто Антонина Николаевна была не самой обыкновенной учительницей, а какой-нибудь народной артисткой.

Она только руками развела.

И начала свой первый урок в этом классе и в этой школе.

Антонине Николаевне было слегка за сорок, и больше двадцати лет своей жизни она проработала в разных школах в качестве учителя начальных классов. Пять раз она брала под свое крыло малышей-первоклассников, вела их четыре года, вкладывала в них душу и затем со слезами радости и печали передавала дальше, теперь уже не одной учительнице, а целой команде учителей.

Когда-то она была замужем, но очень недолго, и уже забыла своего мужа, свой неудачный брак, и даже свой выкидыш, после которого ей объяснили, что детей она не сможет иметь больше никогда, и что лучше ей найти другие цели в жизни, чтобы не провести целые годы в тоске и разочаровании.

Однако ей ничего не нужно было искать. У нее уже была такая цель. Она хотела учить детей, сеять разумное, доброе, вечное, затем выращивать всходы и ухаживать за ними.

И не ее вина, что среди этих всходов появлялось очень много сорняков. Может быть, намного больше того количества, на которое она была согласна.

Вот такое расхождение ее полудетских наивных представлений с реальностью стало для нее очень неприятным открытием в первый же год работы. А к концу пятого цикла оно так утомило, что Антонина Николаевна решила покинуть школу. Не какую-то конкретную школу, а школу вообще. Решено – сделано! Целый год Антонина Николаевна проработала обыкновенным дворником, причем сразу на трех участках. Это была хорошая работа, результат которой был виден очень быстро. Он возникал прямо на глазах, и с каждым взмахом метлы становился все более неоспоримым.

Правда, на следующий день всю работу нужно было начинать сначала, но к вечеру порядок был вновь восстановлен, и это радовало гораздо больше, чем прорастающие из прекрасных семян сорняки.

Однако через год работа дворника тоже стала утомлять Антонину Николаевну. Она окончательно поняла, что этот мир не совершенен, и что ей необходимо пойти на какие-то компромиссы, чтобы достичь согласия с миром и самой собой.

Но эта необходимость вызывала в ней такой внутренний протест, что она все тянула и тянула с принятием какого-то нового решения. В сомнениях прошли зима, весна, большая часть лета, и наступил август. Ее настойчиво звали на работу в школу, ее не хотели отпускать из дворников, а она сама не могла найти в себе достаточно силы воли, чтобы сделать решающий шаг в ту или иную сторону.

И вдруг ей поступило это неожиданное предложение приехать в Жуковку и принять даже не первый класс, а сразу третий. Две учительницы не смогли работать у нас сказали ей. Вы поймете сами, почему, сказали ей, когда приедете к нам, и все увидите своими глазами. Вам у нас понравится, сказали ей. Она с едкой иронией осведомилась, откуда они это знают, а ей ответили, что знают, и все. Такая уверенность обезоружила ее, и она поехала. Кое-что увидела. Правда, поняла далеко не все, но в Жуковке ей понравилось, и она осталась.

И только через несколько недель работы, уже под конец сентября, стала понимать, почему же ей здесь так хорошо.

Здесь не было того расхождения, которое мучило ее долгие годы!

Здесь из прекрасных семян вырастали прекрасные растения, и было ясно, что по-другому и быть не может. А то, что где-то бывает по-другому, казалось здесь каким-то легко преодолимым недоразумением.

Здесь люди думали, что говорили, и среди их мыслей не было ни грязных ни «запретных». И потому люди здесь не боялись своих желаний, и, желая чего-то, не оглядывались ни на какие эталоны, раз и навсегда установленные образцы или «священные» формулы. Они просто желали и добивались исполнения своих желаний, и каким-то чудесным образом желание всякого отдельного человека не мешало желаниям других людей.

Здесь.. Здесь было много такого, о чем Антонина Николаевна мечтала еще ребенком и не переставала мечтать, став уже взрослой, но так и не повзрослев.

«Я сплю?..» - спрашивала она себя, как когда-то на пляже у озера. – «Я сплю и вижу сон?!.. Или же это все – спектакль!.. Красивый, прекрасно поставленный, но все же только спектакль, и вот пройдет еще немного времени, актеры раскланяются, насладятся аплодисментами, и затем все – и актеры, и зрители - вновь расползутся по своим маленьким норкам, и будут и дальше жить-проживать свои маленькие суетливые жизни!..»

Но спектакль не прекращался.

Он все длился и длился, с каждым новым днем расцветая множеством новых великолепных красок, и каждодневные заботы не превращались в мелкую суету, и новые желания, возникая, давали энергию для их осуществления, и настоящее было прекрасным, и будущее обещало быть не менее прекрасным, чем настоящее, потому что…

Потому что это был не спектакль.

Это была просто жизнь.

Такая жизнь, какой она и должна быть.

И, чтобы она была такой, требовалось сделать совсем немного.

И здесь это было сделано.

И каждый день делалось что-то новое. В том числе и каждым из учеников вверенного попечению Антонины Николаевны третьего «А».

Это были такие же дети, которых Антонина Николаевна видела в других местах, и других школах. Они также дружили и ссорились, они также веселились, шалили и даже дрались время от времени, но не было в их действиях той окончательной злости, того холодного равнодушия, которые так огорчали Антонину Николаевну в людях вообще и в детях в частности.

Они умели сердиться, но умели и радоваться.

Они огорчались, но не надолго, и новая радость вскоре заставляла забывать о временном огорчении.

И, кроме того, они очень хорошо умели радоваться за других, и вместе с другими.

Когда Миша Копылов первого сентября пришел в школу в своем нарядном платье, все его одноклассники были очень рады – прежде всего тому, что Мише удалось, наконец-то, преодолеть свое обнаженное одиночество, и никому даже не пришло в голову смеяться над ним из-за «неправильной» одежды.

И если дети просто приняли наряд Миши как нечто само собой разумеющееся, то их родители, особенно мамочки, были в полном восторге. Те из них, у кого были дочери старшего возраста, натащили Надежде Андреевне целый ворох платьев, кофточек и прочих девчачьих нарядов, из которых их девочки выросли, и Миша вмиг обзавелся таким обширным гардеробом, что новое платье он мог надевать не каждый день, а два или даже три раза в день.

И каждое новое платье или кофточка дарилось с такой радостью и добросердечием, что Надежда Андреевна могла только принять дары с благодарностью. Это при том, что родители Миши не испытывали никаких материальных затруднений, и могли и сами купить Мише все, что нужно.

В Жуковке вообще было принято делать друг другу подарки подобного рода, но почему все эти наряды ждали Мишу, а не были подарены раньше другим младшим девочкам, Антонине Николаевне было не вполне понятно.

Здесь был какой-то секрет.

И не только здесь.

Кроме Миши, у Антонины Николаевны были еще двадцать три ученика, и каждому из них она стремилась уделить равное внимание. Можно сказать, что она была «вся в детях» постоянно. Но в этой школе роли изменились.

Много лет мечтая о настоящих, искренних, наполненных любовью и взаимным вниманием отношениях со своими учениками, Антонина Николаевна вдруг получила эту любовь и это внимание в таком объеме, что все чаще самой себе казалось вовсе не взрослой и умудренной опытом учительницей, а маленькой девочкой. Это о ней заботились. Это ее учили чему-то такому, чего она раньше не знала. Это ей до поры до времени не говорили чего-то такого, чего она еще не могла понять.

Но Антонина Николаевна всегда была способной ученицей. В повседневных учительских (и ученических!..) заботах она не забывала о каждом своем ученике, и с особенным вниманием наблюдала за Мишей.

Каждый день он приходил в школу в новом платье, как бы стремясь уделить равное внимание каждому из своих подарков. Как правило, это были пышные платья, все в кружевах и оборках, и они смотрелись на Мише очень естественно. Иногда Антонина Николаевна пыталась представить себе Мишу в брючках или шортах, но, как ни напрягала свою фантазию, у нее ничего не получалось.

Миша и платья в ее воображении совмещались прекрасно. Да она и видела Мишу в платьях почти ежедневно, кроме выходных. А Миша и какие-нибудь штаны совмещаться никак не желали!..

И это - вот еще одна загадка – не беспокоило никого. Мальчик носит нарядные платья? Мальчик выглядит в платьях очень естественно? Все принимают это как должное?.. Ну и прекрасно! О чем тут беспокоиться?..

К концу сентября Антонина Николаевна заметила, что у Миши отросли волосы, но его родители не озаботились тем, чтобы отвести его в парикмахерскую и сделать обыкновенную мальчишескую прическу. «Мы решили отпустить Мише волосы!» - без всякого вопроса со стороны Антонины Николаевны пояснила во время своего очередного визита в школу Надежда Андреевна. – «С платьями длинная прическа совмещается намного лучше, так ведь?..»

И довольно скоро Мишины волосы стали такими длинными и густыми, что с этим надо было что-то делать. Поэтому никого не удивило, когда после осенних каникул, уже в начале ноября, Миша явился в школу с пышными бантами в прическе. Наоборот, целый день возле него порхали девочки-одноклассницы, поправляя его прическу и банты, и чуть ли не пылинки с них сдувая.

И в этот же день – День Больших Бантов – Антонина Николаевна вдруг отчетливо увидела то, что в самый первый раз заметила однажды на пляже, и что созревало и развивалось несколько недель, но было почему-то закрыто от ее внимания.

Она увидела, что Миша иначе двигается, совсем не так, как двигался раньше!

Это было утром. Дети один за другим входили в класс, проходили к вешалкам за линией шкафов в задней части класса, снимали верхнюю одежду, занимали свои места за партами, и каждого из них Антонина Николаевна провожала взглядом, и каждому успевала сказать что-то хорошее, предназначенное только для него.

Но когда из-за шкафов, в очередном пышном платье и на этот раз еще и с бантами вышел Миша, Антонина Николаевна так и замерла в полном ошеломлении.

Может быть, банты были виноваты?.. Но тут Антонина Николаевна вдруг заметила, что Миша идет к своему месту с необыкновенной грацией, в принципе не свойственной мальчикам. Мальчики просто устроены иначе! Они не могут так двигаться!..

Антонина Николаевна моргнула, встряхнула головой и неожиданно для себя увидела все движения Миши в замедлении.

Вот он сделал очередной шаг, повернулся, улыбнулся кому-то из одноклассников, махнул приветственно рукой, сделал следующий шаг, снова улыбнулся, и снова взмахнул рукой, поправил свое платье, поправил банты, опустил руки, мягким привычным движением придержал платье, усаживаясь на место, наклонился к Юле, которая хотела что-то сказать ему на ушко, улыбнулся уже лично ей, и что-то ответил, тоже ей на ушко, еще раз улыбнувшись проказливой и удивительно привлекательной улыбкой - и все это с необыкновенной, какой-то струящейся, волшебной, завораживающей грацией!..

Несколько раз в своей жизни, на сцене театра или по телевизору, Антонина Николаевна видела, как мальчики играли роли девочек, а мужчины – роли женщин. Им всегда помогала соответствующая одежда, парики и грим, и, надо полагать, каждый из них тщательно репетировал девчачьи или женские движения, но всегда в этой игре была определенная условность. Зрители «верили» в их образы, их игру лишь постольку, поскольку и сами принимали участие в этой игре, в этом сотворении искусства. Если, разумеется, хоть какое-то искусство присутствовало в данном представлении.

Но Миша, в нарядном бело-розовом платье, с белоснежными бантами, и невинной, ангельской улыбкой, не играл никаких ролей!.. Он был предельно, абсолютно естественным, и если бы Антонина Николаевна не знала, что он мальчик, она была бы совершенно уверена, что перед ней - девочка!.. Причем одна из самых красивых девочек, которых она вообще видела в своей жизни.

Антонина Николаевна еще раз встряхнула головой, и к ней вернулось обычное восприятие. Вновь вокруг нее все задвигалось и зашумело со своей обычной скоростью и силой.

Она обвела внимательным взглядом класс.

Кто-нибудь, кроме нее, заметил то, что заметила она?

Кто-нибудь, кроме нее, отдает себе отчет в том, что в третьем «А» происходит что-то необычное?..

Ей в ответ были внимательные доброжелательные взгляды, наполненные пониманием и мудростью, вообще-то не свойственной детям. Или же свойственной, но только в самый первый миг после рождения, когда дети еще не вполне отделены от божественной сущности, благодаря которой и становится возможным их зачатие, вынашивание и рождение.

Только Миша как будто ничего не замечал. Он единственный в этот момент не смотрел на Антонину Николаевну, поскольку вытаскивал из своего ранца учебники.

И Антонину Николаевну успокоил этот всеобщий мудрый взгляд. Он на миг приобщил ее к всеобщему знанию и дал ей понять, что если здесь и сейчас происходит что-то необычное, процесс еще не завершен, и время задавать вопросы и получать ответы еще не пришло.

И Антонина Николаевна не стала задавать никаких вопросов. Она просто начала очередной урок, и через минуту перед ней были те же девочки и мальчики, которых она видела каждый день, а вовсе не знающие и понимающие все на свете маленькие мудрецы.

В течение ноября происходило еще какие-то события, складывающиеся в единую живую мозаику жизни.

К примеру, однажды Юля Козырева попросила Антонину Николаевну:

- А можно мы пересядем?..

- Мы – это кто?..

- Ну, я теперь хочу сесть с Колей Петровым, а Миша Копылов сядет с Эдиком Штаховым.

- Они тоже этого хотят?..

- Конечно!..

- Ну пересядьте, никаких проблем я тут не вижу!. – разрешила Антонина Николаевна.

Действительно, никаких проблем тут и на самом деле не было – за двумя партами теперь сидели две новые пары. Одна половина каждой пары была одета в строгий костюмчик, а другая – в нарядное платье.

«Вот как интересно получилось! – подумала Антонина Николаевна. – Теперь у нас в классе ровно двенадцать пар!..»

И вдруг она спохватилась:

«Двенадцать пар?.. Я должна была сказать – внешне двенадцать пар!.. Впрочем… впрочем…»

Но что – «впрочем» - Антонина Николаевна додумывать не стала.

А еще через несколько дней Антонина Николаевна увидела, как Эдик Штахов, тот самый мальчик, с которым теперь сидел Миша Копылов, тот самый мальчик, который первого сентября так заботливо поправлял воротник Мишиного платья, заботится о Мише.

Вот Эдик взял Мишу за руку – бережно и нежно.

Вот он поправил ему бант, как когда-то, первого сентября, поправлял воротник платья.

Вот он что-то сказал Мише, улыбнулся, и получил улыбку в ответ, и это был не просто обмен улыбками – это был обмен взаимным пониманием, обмен общими тайнами.

«Они – прелесть!» - подумала Антонина Николаевна. – «Они… Они что?..»

А в начале декабря, во время очередного отдыха в «Африке», сидя за столиком недалеко от детского бассейна, Антонина Николаевна вдруг обратила внимание на то, что среди купающихся обнаженных детей нет Миши Копылова. Он, в своем нарядном платье, спокойно сидел на берегу, без зависти глядя на плещущихся в воде сверстников и малышню.

И никто ни звал его купаться вместе со всеми, и никто не задавал ему лишних вопросов, как будто все и так было понятно.

Антонине Николаевне тоже было понятно уже почти все, и потому она не стала беспокоить Мишу ненужными вопросами, вроде: «А ты почему не купаешься вместе со всеми? Плохо себя чувствуешь?..»

Этот ребенок не нуждался в таком искусственном внимании.

Еще примерно через неделю Антонина Николаевна, проходя по классу во время очередного урока, остановилась рядом с Мишей и вдруг обратила более пристальное внимание на его руки, и главным образом на кисти рук и на пальцы.

Они тоже изменились. И было бы странно, если бы этого не произошло. Пальчики стали меньше, они охватывали ручку как-то по-другому, чем несколько месяцев назад, и выводили буквы более плавными, более мягкими движениями.

Антонина Николаевна вздохнула, прикоснулась к плечу Миши, одетому на этот раз в платье в яркую красно-оранжевую клетку, и медленно пошла по классу дальше.

Год тем временем быстро катился к своему завершению. Дома и улицы в Жуковке украсились яркими гирляндами, фонариками и звездами, школа тоже сияла всеми красками и цветами радуги, и осталось только несколько дней в декабре, когда Антонина Николаевна почувствовала, что время пришло.

Теперь она понимала уже все, и без вопросов знала все ответы, но в то же время ей было ясно, что она должна задать некий вопрос вслух, и увидеть кое-что собственными глазами – чтобы завершить то, что и началось с ее непредумышленной подачи.

Завершить и дать возможность появившемуся новому развиваться и дальше.

Было раннее утро последнего воскресенья декабря, когда Антонина Николаевна уже стояла у калитки дома Копыловых.

Ее явно ждали, хотя Антонина Николаевна пришла без предупреждения.

- Вы как раз вовремя! – улыбнулась ей Надежда Андреевна. – Мы садимся завтракать!

Антонину Николаевну пригласили за стол, на котором тут же появился еще один, четвертый прибор, хотя за ним пока были только трое взрослых – Надежда Андреевна, Александр Константинович, ее муж и Мишин папа, и она сама.

Но, как только трое взрослых уселись за стол, из комнаты появился заспанный ребенок в длинной ночной рубашке.

Его густые волосы волнами спадали на плечи, и Антонина Николаевна молча залюбовалась этой прекрасной картиной.

Надежда Андреевна перехватила ее взгляд и позвала свое сокровище:

- Иди к маме, солнышко! Давай снимем рубашечку?.. Дома тепло, можно и голенькой побыть!..

Слово «голенькой» ничуть не удивило Антонину Николаевну. Ничего другого она и не ожидала.

Сонное дитя взглянуло на Антонину Николаевну немного смущенным взглядом, но без лишних слов подошло к маме, и та тут же освободила его от мягкой, в кружевах и оборках, ночной сорочки.

- Вот мы какие! – ласково и с гордостью сказала Надежда Андреевна и бросила быстрый внимательный взгляд на Антонину Николаевну.

- Боже мой! – воскликнула Антонина Николаевна, хотя и увидела именно то, что ожидала увидеть. – Боже мой! Девочка!..

И в самом деле, перед ней сейчас был не тот мальчик, которого она впервые увидела в самом конце лета на пляже, а хорошенькая девочка, так же не стесняющаяся своей наготы, как не стеснялся ее и мальчик. Эта девочка была такой же стройной, как и тот мальчик, у нее были почти те же руки, ножки, лицо, но то, что отличает каждого мальчика, бесследно исчезло, и вместо этого появились все нежные складки и округлости, которые положено иметь каждой девочке.

Но эта девочка, кроме всего прочего, была необыкновенно красива. Она была красива какой-то ангельской, небесной, нежнейшей красотой.

«Через несколько лет, - подумала Антонина Николаевна, – она превратится в очень красивую девушку. И, как сказала бы я в своей прошлой жизни, она разобьет не одно сердце!.. Но здесь я так не скажу. Потому что разбитых сердец не будет. Ей уже принадлежит одно сердце! Надежное, верное и любящее!.. И любимое…»

- Конечно, девочка. – спокойно сказала Надежда Андреевна. – Самая настоящая девочка!.. Кто же еще?.. И мы все уже давно знаем, что у нас девочка, так ведь?.. И снаружи, и внутри!..

- И снаружи, и внутри?.. – переспросила Антонина Николаевна. – Да, да, конечно!.. Тут никаких сомнений!.. Но как же это все вышло?..

- Иди, доча, к папе. Мне уже трудно держать тебя на коленях!.. – мягко сказала Надежда Андреевна, сопровождая свои слова ласковым шлепком.

И Миша.. То есть Маша тут же уютно устроилась на папиных коленях, положив голову ему на плечо. А папа, подхватив свою дочь под попку, погладил ее по плечам и поцеловал в щечку.

- Да, вот такая любовь! – сказала Надежда Андреевна. – Вот они, наши долгожданные платья, бантики и куклы! И одевает ее папа, и раздевает, и купает, играет с ней, и спать укладывает. А мама только смотрит!..

- У тебя девять лет сын был. – заметил на это Александр Константинович. – А у меня дочка появилась совсем недавно! И теперь, пока замуж ее не выдам, буду купать, одевать и раздевать! Правда, лапонька?..

Маша только сладко потянулась, и что-то мурлыкнула в ответ, как хитрая кошечка. И снова положила папе голову на плечо, да еще и обняла его.

- Ничего, у меня скоро опять мальчик появится! – сказала Надежда Андреевна с притворным вызовом, и погладила свой живот.

И только теперь Антонина Николаевна заметила, что живот Надежды Андреевны уже изрядно округлился.

«Три месяца точно! – поняла она. – Хотя, пожалуй, уже четвертый!..»

Все молча выпили по глотку чая и отведали домашних пирожных с вареньем и медом.

- Ну так вот, как же это все вышло… - заговорила вновь Надежда Андреевна, с общего молчаливого одобрения взяв на себя роль главной рассказчицы. – Все дело, наверное, в том, что Саша здесь родился и вырос, и уже понимал кое-что из того, что я до поры не понимала… Мое-то детство прошло в другом месте, и сюда я приехала этакой молодой капризулей, себе на уме!.. Но Саша сразу меня отметил, заметил, и два года ухаживал, пока я не согласилась замуж за него выйти. А когда стало ясно, что я беременна... беременна нашей девочкой, я принялась думать, что обязательно рожу мальчика. Просто потому что я очень хотела, чтобы первенцем был мальчик! Ну а Саша был уверен, что это будет девочка. Точнее, он знал, что это – девочка. Он знал, потому и был уверен, а я всего лишь хотела, понимаете?..

- Да, теперь я понимаю… - кивнула Антонина Николаевна.

- И вот он любил наклониться к моему животу, и все рассказывал нашему еще не рожденному ребенку, как он будет ее одевать в нарядные платьица, покупать ей куклы, и как нам всем будет хорошо-хорошо вместе!..

- А вы?..

- А я только смеялась над этим и продолжала мечтать, как рожу мальчика, и он будет ходить у меня в штанишках и костюмчиках, играть с машинками, ну и все такое прочее..

Надежда Андреевна замолчала, улыбаясь какой-то далекой улыбкой.

- И ребенок внутри все это знал. – продолжила за нее Антонина Николаевна. – Он.. То есть она совершенно точно знала, что она – девочка! Она слушала папины слова, но и ваши мечты были для нее открыты, а еще она очень любила вас обоих, своих папу и маму…

- Да. Очень любила и любит. – согласно кивнула Надежда Андреевна. - Вот и родилась внешне мальчиком. И Миша предпочитал оставаться голеньким потому, что не хотел, не мог носить мальчишечью одежду!..

- И когда я посоветовала вам одеть на него платье…

- ..тут-то все и началось!.. Дело было, конечно, не в платье вовсе. Просто пришло время для изменений. Только мы и сами не сразу это заметили. Только через несколько недель я вдруг поняла, что уже давно не видела Мишу голеньким. Он все в платье и в платье, и в ванной закрывается, и спать укладывается, когда нас рядом нет, в общем, прячется от нас. Никогда такого не было!.. А однажды, уже в октябре, ночью, я проснулась от того, что услышала, как он.. то есть уже она.. плачет… Я прибежала к ней в спальню, а она мне и говорит сквозь слезы: «Прости меня, мамочка! Только я больше не могу!..» «Не можешь что?..» - спросила я. «Не могу больше оставаться мальчиком!.. – отвечает она. - Я превращаюсь!.. То есть возвращаюсь!..»

Надежда Андреевна смотрела на Машу повлажневшими глазами.

- Мамочка, не плачь! – прошептала ей Маша. – Тебе вредно!..

- Я уже все, все!.. – сказала Надежда Андреевна, и вытерла глаза маленьким платочком. – И вот она откидывает одеяло, поднимает свою рубашечку, и показывает мне… Я смотрю – а птенчик стал совсем маленький, яички почти втянулись, и уже образовалась маленькая складка!.. Тут мне все стало понятно! И я почувствовала себя такой виноватой перед ней!.. А Маша мне и говорит: «Мамочка, но если ты все-таки очень хочешь, я перестану!..» «Перестанешь что?..» - спросила я. «Превращаться!.. Еще ведь не поздно. Я знаю, что еще не поздно! Я опять стану мальчиком. Уже навсегда. И больше не буду ходить голышом, а буду нормально одеваться.» «Нет! – воскликнула я. – Ты и так из-за меня столько лет не была самой собой! Не переставай! Не останавливайся! Папа будет очень этому рад. Он ведь тебя больше девяти лет ждет!..» «А ты, мамочка?.. Тебе не будет грустно от того, что я теперь буду девочкой, а не мальчиком?..» «Нет! – сказала я. – Я ведь не только мама, но и женщина, как-никак! Мы с папой постараемся, и я рожу еще мальчика!..» И вот мы и постарались!..

Надежда Андреевна улыбнулась.

- И вы уверены, что там мальчик?.. – осторожно спросила Антонина Николаевна.

- Да! – твердо сказала Надежда Андреевна.

- Мы не просто уверены, мы знаем!.. – добавил Александр Константинович. – Может быть, даже и не один!..

«И все остальные знают!» - поняла Антонина Николаевна. – «Видно, только мне потребовалось некоторое время, чтобы дойти до того, что сразу было понятно всем. Впрочем, не так уж и много времени, ровно столько, сколько нужно было! И это значит, что я.. Что я принадлежу этому месту, а не какому-то другому!.. Эх, как бы не загордиться самой собой!..»

- Ну вот и славно! – сказала она вслух. – Можно уже не таить от других то, что и так ясно!

- Вот и мы так думаем, да, доча?.. – сказал Александр Константинович. – Так что давай-ка, собирайся, сейчас твои друзья за тобой придут. Бегите в «Африку», порезвитесь в бассейне. Хватит уже на берегу сидеть!..

- А вы с мамой?.. – спросила Маша.

- А мы тебя дома подождем. У нас тут есть кое-какие дела. Пойдем, я тебя одену!..

Впрочем, «пойдем» - это была не более чем фигура речи. Одеваться Маша «пошла» с большим комфортом, у папы на руках.

- Ну и мне тоже пора! – сказала Антонина Николаевна. – У меня куча непроверенных тетрадей!.

Раздался дверной звонок.

- Это ребята пришли! Пойду открою! – сказала Надежда Андреевна.

..В разгар жаркого июля Антонина Николаевна сидела на своем любимом месте у озера, когда услышала ребячий гомон, и вскоре на пляж в окружении стайки детей въехала большая коляска-тандем, которую под присмотром Маши Копыловой катили подросшие за год Женя и Марина.

Дети крикнули Антонине Николаевне обычное дружное «здрасьте!..» и проследовали дальше, на свое обычное место. Вскоре все уже скинули свои одежки, а кое-кто успел плюхнуться в воду.

- Маша, ты иди, купайся! – сказали Женя с Мариной. – А мы пока за близнецами посмотрим!..

- Я – за Колей! – заявила Женя. И стала по одну сторону коляски.

- А я – за Андрюшкой. – подхватила Марина. И стала по другую сторону.

«Вот как все устроилось! – подумала с улыбкой Антонина Николаевна. – По надежде – а этой Надежде в особенности – и награда!..»