11
...Прошло уже несколько часов, а они все сидели за столом, разговаривая о том, о сем, о самом разном. Бутылка французского вина, давно ожидавшая своего часа, опустела, опустели и тарелки. Романтический ужин и душевный разговор давно уже помог им перейти на «ты», но Евгений все не решался сделать какой-то очень важный шаг.
Наконец, он просто сказал:
- Иди ко мне.
Оксана тут же вспорхнула со своего стула и переместилась к нему на колени.
- Давно бы так! - сказала она.
И шаловливо хихикнула.
Они долго-долго целовались и обнимались, и потом Оксана сказала:
- Есть вещи, которые не стоит говорить вслух, потому что они и так понятны. Но я хочу это сказать!
- Я слушаю!..
- Я хочу быть с тобой. Я хочу.... Я хочу отдаться тебе! Но у меня есть просьба.
- Какая?.. - вдруг встревожился Евгений.
- Сначала я хочу тебя переодеть!..
- Переодеть?.. - сделал вид, что не понял, Евгений. Но сердце его застучало в груди счастливо.
Ему не надо было ни о чем просить самому! Его и так понимали!..
- Да, переодеть!..
- В кого?..
- Не притворяйся! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
Евгений промолчал, нервно облизнув губы.
- Где это? - спросила Оксана.
- Что?..
- То место. Тот шкаф. Та полка. Где ты хранишь свои женские вещи!..
- Там!.. - прошептал Евгений. - В спальне!.. В шкафу. Тебя проводить?..
- Не надо! Сама найду. Только ты...
- Что?..
- Только ты разденься пока и прими душ. Девочки должны быть чистыми.. Перед.. Перед сном!..
И Оксана, соскочив с колен, пошла к дверям.
У дверей она обернулась и сказала:
- Я так давно мечтала об этом! Но никому не могла это предложить. То, что было в детстве, в данном случае не считается!.. Иди в душ, моя хорошая!..
Оксана вышла.
А Евгений, повторив про себя эти сладостные слова: «Моя хорошая!..», отправился в душ.
Когда он вернулся в полумрак спальни в одном только полотенце, обернутом вокруг бедер, Оксана уже ждала его, сидя на расправленной кровати.
Она встала, подошла к нему поближе и тихим, мамочкиным голосом, заговорила:
- Ах ты моя хорошая! А вот мамочка сейчас уберет полотенце, и оденет тебя, как положено!
Оксана размотала его полотенце, и сказала:
- Ну-ка, ножку! А теперь другую!..
Евгений почувствовал, как вверх по его ногам скользит шелк пышных панталончиков, и как Оксана расправляет их на положенном месте.
- А теперь - рубашечку!..
И Оксана одела Евгению длинную ночную сорочку, одну из его любимых.
- Ну вот, моя девочка одета! - проворковала она. И неожиданно провела Евгению между ног.
- О, какой он у моей девочки хороший! Какой сильный! Я и не сомневалась!.. Теперь иди в постельку, моя милая, пока мамочка сама примет душ. Я для себя тоже взяла одну из твоих рубашек!..
Евгений, весь охваченный предвкушением, скользнул в постель, и лег на спину, чувствуя во всем теле необыкновенную негу от того, что впервые в его жизни он переоделся в женскую одежду не сам, а его переодела девушка. Его девушка. Его Мамочка!..
Вскоре Оксана вернулась, переодевшись в одну из его сорочек, и под нее она не стала одевать ничего.
И дальше у них было то, о чем оба мечтали уже довольно долгое время. Оксана называла «свою девочку» самыми нежными, самыми трепетными именами, ласкала Евгения так, как никто его до сих пор не ласкал. И он ласкал ее в ответ, шепча ей на ушко: «мамочка!.. мамочка!» «Да, моя малышка, да, моя радость!..» - отвечала ему Оксана, стягивая его панталоны, поднимая ему рубашку выше, выше, поднимая свою рубашку, ложась на него сверху, так, чтобы его напряженный фаллос мог без препятствий войти в нее...
И чем нежнее, чем больше называла она его «моей малышкой», тем сильнее он был, и тем проникновеннее становилось их слияние.
Это было необыкновенно!
Это было так, как не было никогда до этих пор, и так, как и должно быть у мужчины и женщины.
Они стали как будто бы одним целым, одним полным существом, в котором мужское и женское начало сплетались, переплетались, сливались и разделялись вновь и вновь, принося им необыкновенно сладостные ощущения.
Евгений был в ней, ощущая, как проявляется его мужское начало, и в то же время он был маленькой, нежной девочкой для своей Мамочки, и принимал ее ласки, и ласкался к ней как самое беззащитное на свете дитя, как самый сильный на свете мужчина, и еще он - одновременно - чувствовал себя ею, и понимал, что чувствует она, когда мужчина находится в ней.
Время от времени они как бы менялись ролями.
«Я твоя девушка!» - говорил он ей. - «Ты - мой мужчина!»
«Да, моя лапочка, ты - моя девушка!» - подтверждала она. - «И сейчас я войду в тебя так, что тебе будет очень, очень хорошо!..»
И это было правдой. Хотя, конечно, это не она - это он входил в нее так, что необыкновенно хорошо было им обоим.
Менялись они и другими ролями, возникающими в семье. Если он был ее Маленькой Девочкой, ее Дочечкой, то она, соответственно, была Мамочкой, но когда она давала ему понять, что ей хочется перемены, Маленькой Девочкой становилась она, а он был, сооветственно, Папочкой. Придумывали они друг другу и совсем особенные роли, настолько интимные, что об этом просто невозможно рассказать.
И это продолжалось, и продолжалось!..