С подростковых лет Александра мучило странное желание.

Периодически словно непонятная волна накатывала на него, и все его существо зацикливалось на единственной мысли: он мечтал быть женщиной. Желание казалось тем более странным, что в своей повседневной жизни он был вполне обычным парнем. Ему нравились девушки, и он никогда не испытывал никаких гомосексуальных переживаний. Разум пытался бороться со столь странным вожделением, но эта борьба никогда не имела успеха. Приступы одержимости проходили сами собой, а потом всё повторялось сначала. Во времена "просветления" он даже писал сам себе записки с клятвами, что больше не будет потакать своему странному устремлению, но приходил час, и он снова и снова мечтал только об одном, в деталях воображая, как это должно быть необыкновенно замечательно и приятно - иметь прекрасное женское тело, чувствовать в себе женщину, быть ею до мозга костей. Если бы его спросили, отчего женское бытие представляется ему столь привлекательным, он бы не знал, что ответить. Желание просто росло откуда-то изнутри, и не требовало никаких логических обоснований.

Было время, когда он надеялся, что любовь избавит его от странной напасти, но оказалось, что это не так, и, провожая возлюбленную, он ловил себя на том, что ничего не желает так сильно, как оказаться на её месте, и взглянуть на мир тонко подведёнными глазами.

Ему очень хотелось ощутить на себе женскую одежду, узнать, как чувствует себя девушка, надевая колготки и юбку, хотя бы таким образом приблизившись к недостижимой мечте. В один из дней, когда желание было особенно сильным, он отправился в магазин. Это было ужасно. Казалось, что все вокруг знают, для кого он покупает эти ажурные трусики и чулки, бюстгальтер и короткое, чуть выше колен, лёгкое платье. Краснея от неловкости, он расплатился. Домой летел как на крыльях, дрожа от нетерпения, желая как можно скорее надеть все эти чудесные вещи, и пусть немного, но ощутить себя женщиной. Трясущимися руками он облачился. Как только чулки мягко обволокли его побритые ноги, а подол тёмного платья скрыл всё то лишнее, чего не должна иметь женщина, чувство огромной радости наполнило его душу. Казалось, что он наконец-то обрел себя, свою внутреннюю целостность и естество. Новые, незнакомые, но в то же время какие-то родные ощущения наполняли его. И ничего, что грудь была накладной - она БЫЛА, и этого уже казалось достаточно. "Ну вот и всё, я - женщина, я - женщина!" - твердил он себе, и радостный покой разливался у него внутри. Повинуясь порыву, он подошел к зеркалу, и жестокое разочарование постигло его! Это было похоже на бездарный маскарад: платье висело на бёдрах и нелепо топорщилось на плечах. Бицепсы неженственно выпирали. И его мужская голова на этом псевдоженском теле (у него просто не хватило духу, чтобы купить парик и набор косметики), - ряженый, да и только! Он так мало был похож на женщину! На время отрезвлённый, он поспешно скинул женские вещи, но позже, когда желание вернулось, опять переоделся, стал только избегать встреч с собственным отражением.

А вечером, ложась в постель, он мечтал о том, что утром проснётся уже другим, точнее, другой. С остро торчащими сосками грудей и нежным цветком влагалища, вместо этого бестолково-своенравного "мужского достоинства" между ног. Конечно, оно доставило ему и немало приятных минут, но сейчас, когда желание иной жизни захлёстывало его, это был просто досадный довесок, так мешающий его окончательному перевоплощению. Тем не менее, всерьёз он никогда не думал об операции, способной изменить его пол. Ведь в то время, когда желание не терзало его, он был вполне доволен собственным телом, и даже гордился им - спортивным, ладно скроенным.

Потом снова пришло "просветление". Он забросил женские вещи в самый дальний угол, и снова зажил своей обычной жизнью, терзаемый раскаянием и стыдом. "Неужели я - трансвестит"? - думал он. На память приходили сцены из фильмов, где переодетые "красотки" эпатировали окружающих, гордо отстаивая права сексменьшинств. Нет, с ним было совсем не так, и он бы никогда не стал признаваться в своей "извращённости". Более того, сейчас он всей душой желал стать таким же, как все, чтобы "неправильные" мысли больше не посещали его! Но это возвращалось снова и снова, и он опять грезил об иной, прекрасной женской жизни. И даже представить себе не мог, что очень скоро всему будет дано свершиться.

Однажды в его почтовый ящик попало странное письмо. На конверте был его адрес, но отсутствовало имя адресата. Вместо адреса отправителя стояли лишь три непонятные буквы, закрученные в витиеватый вензель. Он распечатал конверт.

"Дорогой друг," - гласило послание, - "я знаю, что Вас обуревают проблемы, и жизнь Ваша полна страдания. Собственно, иначе Вы просто бы не получили этого письма. Я предлагаю Вам помощь. От Вас ничего не потребуется, Вы должны только попросить меня, и я выполню Ваше самое заветное желание. Это не шутка и не рекламная акция, хотя, разумеется, Вы можете думать иначе, и просто выкинуть этот листок. Тем не менее, я предлагаю Вам попробовать принять мою помощь. Для этого возьмите чистый лист бумаги, и изложите свое желание. Обязательно ПОПРОСИТЕ меня в тексте письма помочь Вам, и напишите, что Вы ГОТОВЫ принять мою помощь. Без этого мое воздействие будет безрезультатным. Запечатайте лист в конверт, и пошлите по указанному ниже адресу. Обратного адреса не требуется. Вскоре Вы обретёте желаемое. Называйте это магией, или как-то ещё, но суть не в этом - сегодня вам предоставляется возможность изменить свою жизнь. Воспользуйтесь ею."

Ниже был выведен адрес - безликий АЯ в отделении связи далекого сибирского городка.

Александр ещё раз перечитал письмо. Написанное будто бы от руки, перьевой ручкой, оно не имело вида дешёвых копий, десятками разбрасываемых всем подряд. Тем не менее, все буквы были выписаны ровно, с каллиграфической чёткостью, словно отпечатанные. Александр подумал, и оставил письмо. А потом, когда желание вновь овладело им, он, не в силах более сдерживаться, написал свою просьбу, и отправил конверт. Удержись он сейчас, дотяни до нового "просветления", и вся его жизнь пошла бы другой колеёй, но путь его где-то был уже предначертан. И случилось то, что случилось.

Не то, чтобы он всерьез поверил в возможность исполнения своей мечты. Даже наоборот: он не верил в обещанную магию. Это была словно бы игра с самим собой: делая вид, что верит, он внутренне надсмехался над этой "доверчивой" частью своего существа. Тем не менее, в первую ночь после отправки письма он засыпал с тревогой и сладостным ожиданием чуда. Но ничего не случилось.

"Конечно", - подумал он, - "письмо просто ещё не успело дойти." На пятую ночь он, смущаясь самого себя, развесил на спинке стула рядом с кроватью свои женские вещи, в горячей надежде, что они наконец-то придутся ему впору наутро. Почему-то он решил, что именно 5 дней будет идти письмо в сибирский город. Но превращения снова не произошло. Не случилось его и на седьмую, и на десятую, и на двадцатую ночь. Надежда таяла, вытесняемая очередным периодом "просветления". И словно бы по закону маятника, вслед за особенно сильным желанием последовало столь же глубокое отрезвление. Он ругал себя самыми последними словами, и к давно привычному чувству стыда примешивалась горечь досады оттого, что он клюнул на чью-то глупую шутку. Он поклялся себе, что больше никогда не наденет женской одежды, и чтобы не было искушения, собрал всё в пластиковый мешок и выкинул в мусоропровод. Ему казалось, что теперь начнется новая жизнь, и за эту жизнь он готов был изо всех сил бороться с самим собой.

Он и не подозревал, что внутри него уже происходят пока ещё невидимые глазу перемены, и темп их стремительно нарастает. Как-то незаметно для себя он перестал интересоваться женщинами, и больше не оборачивался на улице вслед за стройными девичьими ножками. Волосы на лице стали расти значительно медленнее. Заметив, он слегка удивился, но не придал этому особого значения.

Однажды он вдруг обнаружил, что будто бы пополнел: живот округлился, и ягодицы стали как будто больше, в свои старые джинсы он влезал теперь с трудом. Его гениталии словно увяли, прекратились ночные эрекции. Все эти признаки, вероятно, должны были бы насторожить Александра, но сейчас другое занимало его гораздо сильнее: мучившее с юности желание стать женщиной больше не возвращалось! Он даже сознательно провоцировал себя, вспоминая то ощущение радости, какое приносили ему мечтания о превращении в женщину. Но теперь эти мысли были для него вполне безразличны. Теперь он радовался тому, что смог, как казалось ему, победить себя. И он наслаждался этим чувством освобождения, по сравнению с которым всё остальное было таким несущественным!

А метаморфоза продолжалась нестерпимой болью в увеличивающейся груди. Впрочем, к этому времени у него болело все тело так, как будто бы он с непривычки сутками напролёт разгружал вагоны. Он решил, что заболел, и отпросился с работы, в надежде отлежаться день-другой дома. К вечеру ему стало совсем плохо. Его трясло в сильнейшем ознобе. Приняв какие-то лекарства, он лег в постель, и впал в забытье.

Ему снились странные сны. Весь мир переворачивался, уходя из-под ног, и он не мог узнать даже привычных вещей. Он не чувствовал тела, но ощущал смутные непонятные отголоски, пробивающиеся сквозь сон. Там, во сне, ему было почему-то до слёз жалко себя. Как это бывает в снах, он переживал от потери, не зная, что потерял. Пока он спал, тело его стремительно преображалось. Подчиняясь поступившей извне команде, организм быстро перестраивался. Росла грудь, раздавались вширь бедра, плечи делались уже. Мышцы замещались жиром, придавая фигуре мягкие женские формы. Яички поднимались вверх, становясь яичниками. В глубине тела развивалась матка. Пенис съёживался, превращаясь в клитор, и промежность медленно расступалась, открывая вход во влагалище.

Он начал просыпаться на третьи сутки, когда в нем уже не было ничего от мужчины.

Странные сновидения ушли, больше нигде не болело, и Александр млел от приятной истомы, находясь между сном и явью. Он окончательно пробудился, когда солнечный луч, ползший по стене его комнаты, добрался до дивана, на котором он спал, и упал на лицо. Приоткрыл глаза, щурясь, и улыбаясь солнцу, не совсем понимая, что происходит. В голове - пустота и звон. Он ощущал слабость, как после долгой болезни, но в остальном чувствовал себя вполне комфортно.

Ещё какое-то время он лежал, не осознавая происшедшей с ним перемены, потом уже новым, женским движением откинул скомканное одеяло, и спустил ноги на пол. Садясь, слегка наклонился вперед, и ощутил непонятную сознанию тяжесть. Взгляд скользнул вниз, и словно запнулся на полушариях молочных желез, слегка отвисающих под собственным весом.

Мгновенная смена чувств растерянности, удивления и страха отразилась на его новом женском лице, лоб покрылся испариной, и в изнеможении он откинулся на спинку дивана. Чуть отдышавшись, перевёл взгляд на руки: кожа стала светлее, а ладони чуть меньше, но это были его ладони - вот и знакомый шрам, полученный еще в детстве. Замирая от предчувствия, трясущимися руками он освободился от одеяла, всё ещё окутывавшего бёдра. Мужские трусы с трудом вмещали в себя его формы. Резинка глубоко врезалась в белую нежную кожу. Округлые линии живота, плавно перетекающие в промежность, не оставляли ни малейшей надежды на то, что под тканью нелепого теперь предмета может скрываться хоть какое-нибудь "достоинство". Просьба была исполнена. Он стал женщиной.

Этот факт не укладывался в сознании, но реальность происшедшего не позволяла в себе усомниться. Всё вокруг было прежним: комната, стол, заваленный компакт дисками, плакаты на стенах. Разбросанная одежда так и лежала на своих местах. Всё было как раньше, но он смотрел на мир уже другими глазами. Теперь он мог, как и мечтал когда-то, красить губы, подводить глаза, надевать самые женственные наряды, и часами вертеться в них перед зеркалом. И думать о себе он теперь мог (и должен был!) как о женщине. Он и раньше, в приступах своего желания, пытался думать о себе в женском роде, но это слишком отдавало фальшью. Удивительно, но сейчас он не испытывал никакой радости, и фраза "я проснулась" в отношении собственной персоны звучала всё так же странно.

Мужские трусы жали, стесняя движения, и с ними пришлось расстаться. С опасливой осторожностью он дотронулся до своих новых гениталий. Ничего страшного не случилось. Это было даже немного приятно, но погрузить палец внутрь он побоялся. Его всегда интересовало, как там "у них" всё устроено. Теперь ему представилась возможность узнать, как ЭТО устроено у него.

Пошатываясь, он, наконец, встал, и, придерживаясь рукой за стену, добрёл до большого зеркала, висящего в прихожей. При каждом шаге груди чуть подрагивали, и ко всему добавилось ещё и ощущение пустоты между ног, ляжки слегка соприкасались друг с другом. Он чувствовал себя так странно. Подойдя к зеркалу, в первый момент он зажмурил глаза, боясь собственного отражения, а когда открыл их, увидел молодую женщину, испуганно смотрящую на него из глубины зазеркалья. Её (его!) лицо было довольно красивым: пухлые губы, высокий лоб, большие карие глаза, доставшиеся новой владелице от прежнего Александра. Немного портил её только нос с заметной горбинкой - следствие школьной драки, - да излишне густые брови. Для мужчины они были в самый раз, но женщине над ними предстояло как следует поработать. Он и не предполагал, что в его раньше безукоризненно мужской внешности таилось столько женских черт. Сейчас они явственно проступили, а все мужественные признаки, наоборот, куда-то исчезли. Теперь он видел, что действительно похож на мать, как ему многие говорили. В женском облике её черты проявились более четко. Наверное, так могла бы выглядеть его сестра.

Короткая мужская стрижка никак не вязалась с женским лицом. Этой женщине больше пошли бы длинные, до плеч, вьющиеся волосы. Он был довольно крупным мужчиной, но в своих мечтах часто представлял себя маленькой хрупкой девушкой. Женская ипостась теперь в основе повторяла былую мужскую сущность. У женщины в зеркале всего было немного слишком: чуть слишком широкие бедра, груди и ягодицы - чуть больше, чем следовало. Все её женственные черты были словно бы прорисованы с излишней нарочитостью. Он действительно стал женщиной "до мозга костей", настолько, насколько это возможно, и ничто при взгляде на него теперь не напоминало о мужчине. Напротив, его новое женское тело невольно могло бы навести любого мужчину на отнюдь не самые целомудренные мысли. Только сознание оставалось мужским.

Глядя на себя в зеркало, Александр вдруг со всей отчетливостью понял, что прежней жизни больше не будет. Мужские привычки и увлечения стали отнюдь недосягаемы. Даже его прошлое становилось будто чьим-то чужим. Весь его старый обустроенный мир рухнул. С такой фигурой и таким лицом не могло быть и речи о том, чтобы сохранить тайну своего преображения, и вести прежнюю мужскую жизнь. Никакими ухищрениями он теперь не смог бы снова стать похожим на мужчину: женщина слишком явно читалась в нем. А к новой, женской жизни он был совсем не готов - весь его жизненный опыт ничем не мог ему пригодиться. Он не знал, что делать с этим телом, как ухаживать за ним. Он не мог знать, что это такое - быть женщиной, и никто не смог бы научить его этому. И, кроме того, той, что смотрела сейчас на него из зеркала, не существовало в мире людей. У неё не было документов, не было работы и образования, не было крыши над головой. Все это принадлежало Александру, который теперь бесследно исчез. Ни друзья, ни оставшиеся в другом городе родные не смогли бы поверить в происшедшее с ним. Он остался один на один с новым, неизведанным будущим, без всякой опоры и ориентира, и это было по-настоящему страшно. Он стоял перед зеркалом, и крупные слезы сначала потихоньку, а потом все быстрей и быстрей покатились по его нежной коже, и перехватывало дыхание от теснящихся внутри звуков. Потом он не выдержал, совсем по-девичьи спрятал лицо в ладошки, и громкие женские рыдания вырвались из его бурно вздымающейся груди.

Эпилог

"Знакомьтесь, коллеги, это наша Шурочка", - в кабинет, где собрались студенты-медики, ввели женщину в линялом больничном халате, запахнутом на мужскую сторону. Обстрижена она была коротко, почти по-мужски, вокруг глаз - тёмные круги, отчего большие карие глаза казались ещё больше, взгляд бесцельно направлен в пространство. "Шурочка уверена, что совсем недавно она была мужчиной", - продолжал главврач, - "неким Александром, не так давно пропавшим без вести. Она считает, что в женщину её превратил неизвестный колдун." Предупреждённые, что больных лучше не провоцировать, несколько человек отвернулись, скрывая улыбки. "Своего прошлого Шурочка абсолютно не помнит, но знает очень много фактов из жизни пропавшего Александра. Вероятно, она его родственница, судя по фотографии, они даже немного похожи. Нет, его сожительницей она не была - Шурочка девственница, что, впрочем, и не удивительно с её формой болезни. При ней не было найдено никаких документов, и мы даже не можем выписать бедняжку под присмотр родни. Скорее всего, она одинока. Случай забавный, но, в сущности, ничего необычного. Если хотите, можете задать ей несколько вопросов. Иногда она отвечает довольно внятно. А сейчас мы покажем вам нечто действительно интересное. Введите Наполеона".

01.12.2002.