"Ведьма!" - кричали солдаты. "Ведьма!" - бесновалась толпа. "Ведьма!" - провозглашали церковники с кафедр. Каждый в Толледо знал - в отличии от всех тех несчастных, что были сожжены по ложным доносам и из-за прихоти святых отцов Инквизиции, желавших прибрать к рукам состояние казнимых, - что Лукреция - настоящая ведьма. Ее избитое, кровоточащее тело, вжатое обвивающими его веревками в огромную вязанку с хворостом, лежало на скрипучей повозке, медленно движимой между шеренгами солдат к центральной площади. Заплывшее синяками и кровопотеками лицо было накрыто тряпкой...

Никто из жителей Толледо не мог представить себе такого оборота дела, когда семь месяцев назад, погожим солнечным днем, в Толледо въехал молодой красивый итальянец Лукреций. Он принадлежал к знатной торговой семье из Падуи и был послан своим дядей Цезаре в Испанию, с целью открыть здесь филиал торговой фирмы.

Цезаре, возглавлявший семейное дело, был бездетен, и Лукреций должен был со временем унаследовать все его огромное состояние. Поэтому Цезаре уделял большое внимание образованию племянника и приучению его к ведению финансовых дел. Однако у этого поручения был и другой, скрываемый от посторонних смысл. С недавних пор Лукреций сблизился с кружком чернокнижников, толпы которых бежали в Италию из Испании, от преследовавшей их Церкви. Воистину, святые отцы взялись очистить свою страну от всякой нечисти, будь то мавры, иудеи или вероотступники всяких мастей. Новые знакомые Лукреция серьезно тревожили его дядю, и именно поэтому, решив отослать того куда-либо подальше, тот выбрал именно Испанию, не подозревая, к каким гибельным последствиям приведет его семью этот шаг.

Поселившись в Толледо в доме отдаленного родственника, Лукреций окунулся в яркую и праздничную жизнь местной знати. Высшее общество города встретило его весьма тепло, всем нравился этот красивый и образованный юноша, к тому же наследник значительного состояния. Матери многию девиц на выдании мечтали связать брачными узами своих дочерей с итальянцем. Дела финансовые шли тоже весьма успешно, наняв помещение и открыв контору, Лукреций очень быстро нашел и богатых заказчиков на свои товары и торговых партнеров, желавших иметь дело с его дядей. Пожалуй, все было даже слишком хорошо. На одну только странность в поведении молодого человека обратили вскоре внимание горожане: со времени своего приезда тот ни разу не посетил церковь, ссылаясь то на занятость, то на недомогание. Высокие церковные чины, встречая его на приемах и званых обедах, мягко корили, а тот, улыбаясь, кивал, обещаясь быть в ближайшее воскресение, и вновь не приходил.

Откуда святые отцы могли знать, что с первого дня своего прибывания в Толледо, Лукреций пытался найти хоть кого-нибудь из круга своих новых друзей в Падуе. Откуда им было знать о том, что он через своих агентов скупал все попадавшиеся магические и колдовские книги, не считаясь с затратами. Могли ли они себе представить, что все нанятые им люди уже являлись или были быстро склонены им в грех вероотступнического служения. Молодой итальянец обладал удивительным даром, раскрывшим его мощные духовные способности. Будучи человеком талантливым и трудолюбивым, он быстро освоил рядовые приемы и формулы магии. Теперь же, получив в свое распоряжение громаднейшую чернокнижную библиотеку, он рвался к высшему знанию. Страсть к обретению власти и силы сжигала Лукреция.

И вот, наконец, свершилось: в специально отведенной для этого комнате снятого им дома, пол, стены и потолок которой были исчерчены кабалистическими знаками и символами, совершив последний обряд и вдохнув пары кипящего на огне эликсира, составленного им из немыслимых для простого человека ингридиентов, он оказался в чертогах Вельзивула. Хозяин, довольный его усердием, и, видимо, возлагая на него значительные надежды, согласился ответить на все его вопросы и исполнить все желания, выставив лишь одно условие: с этого момента душевная консистенция Лукреция меняет свою суть. Он получает женские душу и тело, сохраняя, впрочем, холодный и светлый мужской разум и все имеющиеся уже знания. Договор был скреплен составленной итальянцем бумагою, которую он, как водится, подписал кровью, а затем и ночью, проведенной Вельзивулом с прекрасной Лукрецией, в своих покоях.

Следующие полгода стали для жителей Толледо адом. Лукреция, получив силу предовать своему телу любою внешность и форму, читать мысли и побуждать людей совершать нежелаемые ими действия, подчинив себе волю стихий и животных, а также получив право наделять душевной силой неживые предметы и менять их внутреннее состояние, как ни в чем не бывало, предстала перед обществом в своем прежнем мужском обличии. Но с этого момента все мысли и поступки горожан были под ее контролем. Все их действия были направлены только на достижение ее личной выгоды. Очень скоро она распространила свое влияние далеко за пределы Толедо, а затем и Испании. Отправив на тот свет своего дядюшку, прибрала к рукам его состояние, а затем и финансы его партнеров и конкурентов. Внушенная ей подозрительность и злоба вновь раскрутила маховик Инквизиции, и по всей стране запылали костры, сжегавшие честных христиан. Среди народа были посеяны смута и волнения. Короли начали бессмысленные войны друг с другом, вожди политических партий плели интриги с целью захвата власти и уничтожения противников.

В руки Лукреции стекались неисчислимые богатства, ширилось и росло общество ее тайных приверженцев.

Однако дар Вельзивула изменил и ее саму. Мир ее ощущений и восприятий резко изменился, неважные до этого подробности и частности стали насущными и первостепеннными. Поток впечатлений захлестывал ее сознание. А еще, где-то в глубоких и темных закоулках души вдруг обнаружилась начисто отсутствовавшее у итальянца потребность любить. Теперь, смотря на молодых и красивых юношей, она ощущала смутное влечение к ним, представляла себе их ласки и объятия. Всего этого было весьма легко добиться, однако преданная и покорная любовь высокородных слуг не приносила удовлетворения. Лукреция страстно желала подлинных чувств.

Вскоре из окружающей ее толпы был выбран высокий и статный дворянин. Он не принадлежал к числу ее анахоретов и ничего не знал об истинной сути Лукреции. К тому же он был истинно верующим католиком.

Лукреция предстала перед ним в своем подлинном, женском облике, прибыв в город, как сестра своего влиятельного и богатого брата Лукреция. Так же быстро между ей и Филиппом - так звали дворянина - завязался роман. Конечно, та могла добиться всего при помощи чар, но ей хотелось настоящей любви Филиппа. При этом она совсем не заметила, что в часы своего пребывания с любимым она начисто лишается своих чародейских сил и способностей, становясь обыкновенной, сгорающей от любви женщиной. Филипп же очень скоро заподозрил, что с его избранницей дело не чисто. Попав же в ее ближайший круг, он стал свидетелем тщательно оберегаемых от него тайн. Видя, как легко Лукреция манипулирует людьми, и будучи сам не робкого десятка, он решил действовать быстро и решительно. Вычитав в одном из в обилии валявшихся в ее доме манускриптов заклятие на ведьм, он опоил Лукрецию снотворным, совершил отвращающий ее силы заговор, а затем и передал ведьму в руки Инквизиции.

Процесс тянулся долго и мучительно, Лукреция то теряла свои силы, то обретала их вновь. Ее чарами в течение нескольких дней были убиты пятерых из Совета судей, ведших дело. Однако когда в Толледо съехались наиболее известные своим подвижничеством и воздержанием святые отцы, подсудимая наконец была укрощена. За стенами же суда бушевала толпа, все козни и злодеяния приверженцев колдуньи вдруг выплыли наружу. Ее финансовая империя рухнула в прах. Выстроенная чародейкой цепь магических заклятий, охватившая едва не всю Испанию, улетучилась. Люди вдруг осознали, какие чудовищные и непопровимые ошибки были совершены ими за последнее время. Многотысячные голоса именитых граждан и простого люда требовали только одного: сжечь колдунью!

И вот теперь она, истерзанная пытками и вынужденная признать все, лежала на повозке, медленно двигающейся к месту аутодофе. В ее помутненном сознании явственно присутствовал лишь один образ, - лицо Филиппа. Как это ни странно, она продолжала любить его. Посреди вдруг рухнувшего ее мира, мира, который она возвела огромными усилиями и напряжением, и которой так внезапно растаял, распавшись на куски, эта любовь осталась чем-то единственно верным и подлинным. А еще ей почему-то представлялся тихий городской дворик, с его неторопливым повседневным укладом, палисадник, сохнущее на веревке детское белье и приближающаяся фигура ее любимого...